Чувственная европеизация русского дворянства ХIХ века - [9]

Эта идеология постепенно институционализировала роль национального поэта, создала самоинститут одного поэта, величайшего поэта, который отражает национальный дух, в творчестве которого выражается национальный дух. В Германии на эту роль постепенно выдвинулся Гёте, невзирая на то, что сам он относился к вот этому объединительному движению, к тому, что называл "шпрах патриотизмус" -- языковой патриотизм -- довольно скептически. Представление о нации, как об органическом единстве, как вот едином теле, о чем-то растущем и едином, было в значительной степени выдвинуто в противовес тогда существовавшей в Европе французской культурной гегемонии.

Нечего и говорить, что культурная политическая ситуация в России была совершено другой. В отличие от разделенной на множество стран Германии, Россия была централизованной многонациональной империей, которая в первые десятилетия 19-го века достигла невероятного и до того беспрецедентного политического значения и военной мощи, в особенности после победы над Францией в военных кампаниях 1812-1814-го года. Тем не менее, очень многие политические, социальные и культурные факторы сделали образованное сообщество русское чрезвычайно внимательным и восприимчивым к новым и необыкновенно модной идеологии, которая возникла в Германии и стремительно захватывала господствующее положение во всей Европе.

Сначала 18-го века, когда после петровских реформ Россия впервые выдвинулась и возникла как европейская политическая сила и часть того, что тогда называлось европейским концертом, то есть государств, влиятельных на европейской политической сцене, соотношение России и Запада всегда волновало и беспокоило национальную элиту. Было принято считать, что Россия отстает от Запада, но, тем не менее, это отставание воспринималось, скорее, с чувством спокойной уверенности. Предполагалось, что Россия -- это молодая страна, только и возникшая с петровскими реформами, и как молодая страна, поскольку это молодая страна, время на ее стороне, и она быстро догонит, преодолеет вот этот вот существующий разрыв.

Над рабским подражанием западным обычаям обычно смеялись, но в целом представление о том, что Россия должна учиться у более продвинутых и развитых стран Запада, никогда не подвергалось сомнению. По крайней мере, до времени Французской революции, а с некоторыми исключениями, и дальше вплоть до наполеоновских войн и восстания декабристов, когда, по выражению американского историка Николая Резановского, пути образованного общества и власти в России начали постепенно расходиться, "Расхождение путей", так он назвал свою книгу о судьбе русского образованного сословия.

Хорошо известно, что дебаты об историческом предназначении России, полемика по этому вопросу и споры были порождены одним документом, имевшим грандиозный резонанс, так называемым Первым философическим письмом Петра Чаадаева, опубликованным в 1836-ом году в журнале "Телескоп". Историки до сих пор не могут придти к согласию, каким образом этот чрезвычайно экстравагантный и исполненный противоречий документ, мог мог вообще быть напечатан и пройти через цензуру того времени?

Чаадаев возложил всю ответственность за все социальное зло, которое существовало в России на всем протяжении ее истории, на неправильный выбор религии. С его точки зрения, восточное христианство, то есть православие фатально отделило Россию от Запада и от исламского Востока, и оставила ее в цивилизационной пустыни. Как писал Чаадаев, дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиции ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространялось.

В первом философическом "Письме" Чаадаева содержался целый ряд в высшей степени странных утверждений. Так, например, Чаадаев писал, что у России вообще нет истории. И еще более странным образом он настаивал на том, что Западная Европа даже после появления протестантизма и раскола на католичество и протестантизм, Французской революции, ни то, ни другое, ни реформацию, ни революцию он вообще не упомянул в своем "Письме", является примером абсолютно неразрывного духовного единства, основанного на католической церкви.

Невзирая на все эти противоречия и публика, и власти отнеслись, и общество русское, и русская политическая власть отнеслась ко всему, что он написал, с чрезвычайной серьезностью. Поскольку он был первым человеком, который подверг сомнению именно в это время ставшую господствующей, официальной доктрину православие, самодержавие и народности, выдвинутую министром просвещения Сергеем Уваровым. И согласно которой, суть русской народности состояла именно в вере в догмы и в положение господствующей церкви и существующего политического порядка, институции которой, согласно сторонникам этой идеологии, сохранили Россию на фоне загнивающего и разлагающегося Запада.

Журнал, в котором было опубликовано чаадаевское "Письмо", "Телескоп" был закрыт, его редактор отправлен в ссылку, сам Чаадаев был официально объявлен сумасшедшим, и ему было запрещено публиковаться. Тем не менее, появление этого "Письма" вызвало целый взрыв национальной самооценки и национальной рефлексии. Отклики на "Письмо" Чаадаева определили те главные течения, которые стали господствовать в русской политической мысли. Прежде всего, вот раскол на западников и славянофилов, о котором я уже говорил.