Чума - [12]
На лестничной площадке Риэ сказал Грану, что обязан заявить о происшедшем, но что он попросит комиссара начать расследование не раньше, чем дня через два. | |
"But somebody should watch Cottard tonight," he added. | - Ночью за ним стоило бы приглядеть. |
"Has he any relations?" | Семья у него есть? |
"Not that I know of. But I can very well stay with him. I can't say I really know him, but one's got to help a neighbor, hasn't one?" | - Во всяком случае, я никого не знаю, но могу сам за ним присмотреть. - Он покачал головой. -Признаться, я и его самого-то не так уж хорошо знаю. Но нужно ведь помогать друг другу. |
As he walked down the stairs Rieux caught himself glancing into the darker corners, and he asked Grand if the rats had quite disappeared in his part of the town. | Проходя по коридору, Риэ машинально посмотрел в угол и спросил Грана, полностью ли исчезли крысы из их квартала. |
Grand had no idea. | Чиновник не мог сообщить по этому поводу ничего. |
True, he'd heard some talk about rats, but he never paid much attention to gossip like that. | Правда, ему рассказывали о крысином нашествии, но он обычно не придает значения болтовне соседей. |
"I've other things to think about," he added. | - У меня свои заботы, - сказал он. |
Rieux, who was in a hurry to get away, was already shaking his hand. | Риэ поспешно пожал ему руку. |
There was a letter to write to his wife, and he wanted to see the concierge first. | Нужно было еще написать жене, а перед тем навестить привратника. |
News-venders were shouting the latest news-that the rats had disappeared. | Г азетчики, продающие вечерний выпуск, громкими криками возвещали, что нашествие грызунов пресечено. |
But Rieux found his patient leaning over the edge of the bed, one hand pressed to his belly and the other to his neck, vomiting pinkish bile into a slop-pail. | Но, едва переступив порог каморки привратника, доктор увидел, что тот лежит, наполовину свесившись с кровати над помойным ведром, схватившись одной рукой за живот, другой за горло, и его рвет мучительно, с потугами, розоватой желчью. |
After retching for some minutes, the man lay back again, gasping. | Ослабев от этих усилий, еле дыша, привратник снова улегся. |
His temperature was 103, the ganglia of his neck and limbs were swollen, and two black patches were developing on his thighs. | Температура у него поднялась до 39,5°, железы на шее и суставы еще сильнее опухли, на боку выступили два черных пятна. |
He now complained of internal pains. | Теперь он жаловался, что у него ноет все нутро. |
"It's like fire," he whimpered. "The bastard's burning me inside." | - Жжет, - твердил он, - ух как жжет, сволочь! |
He could hardly get the words through his fever-crusted lips and he gazed at the doctor with bulging eyes that his headache had suffused with tears. | Губы неестественно темного цвета еле шевелились, он бормотал что-то неразборчивое и все поворачивал к врачу свои рачьи глаза, на которые от нестерпимой головной боли то и дело наворачивались слезы. |
His wife cast an anxious look at Rieux, who said nothing. | Жена с тревогой смотрела на упорно молчавшего Риэ. |
"Please, Doctor," she said, "what is it?" | - Доктор, - спросила она, - что это с ним такое? |
"It might be-almost anything. | - Может быть любое. |
There's nothing definite as yet. | Пока ничего определенного сказать нельзя. |
Keep him on a light diet and give him plenty to drink." | До вечера подержите его на диете, дайте слабительное. И пусть побольше пьет. |
The sick man had been complaining of a raging thirst. | И впрямь, привратника все время мучила жажда. |
On returning to his apartment Rieux rang up his colleague Richard, one of the leading practitioners in the town. | Вернувшись домой, Риэ позвонил своему коллеге Ришару, одному из самых авторитетных врачей города. |
"No," Richard said, "I can't say I've noticed anything exceptional." | - Нет, - ответил Ришар, - за последнее время никаких экстраординарных случаев я не наблюдал. |
"No cases of fever with local inflammation?" | - Ни одного случая высокой температуры, лихорадки с локальным воспалением? |
"Wait a bit! I have two cases with inflamed ganglia." | - Ах да, пожалуй, в двух случаях лимфатические узлы были сильно воспалены. |
"Abnormally so?" | - Сверх нормы? |
"Well," Richard said, "that depends on what you mean by 'normal.' " Anyhow, that night the porter was running a temperature of 104 and in delirium, always babbling about "them rats." | - Ну-у, - протянул Ришар, - норма, знаете ли... Но так или иначе, к вечеру у привратника температура поднялась до 40°, он бредил и жаловался на крыс. |
Rieux tried a fixation abscess. | Риэ решил сделать ему фиксирующий абсцесс. |
When he felt the sting of the turpentine, the old man yelled: | Почувствовав жжение от терпентина, больной завопил: |
"The bastards!" | "Ох, сволочи!" |
The ganglia had become still larger and felt like lumps of solid fibrous matter embedded in the flesh. | Лимфатические узлы еще сильнее набрякли, затвердели и на ощупь казались жесткими, как дерево. |
Mme. Michel had completely broken down. | Жена больного совсем потеряла голову. |
"Sit up with him," the doctor said, "and call me if necessary." | - Не отходите от него, - посоветовал доктор. -Если понадобится, позовите меня. |
«Миф о Сизифе» — философское эссе, в котором автор представляет бессмысленный и бесконечный труд Сизифа как метафору современного общества. Зачем мы работаем каждый день? Кому это нужно? Ежедневный поход на службу — такая же по существу абсурдная работа, как и постоянная попытка поднять камень на гору, с которой он все равно скатится вниз.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Падение» — произведение позднего Камю, отразившее существенные особенности его творческой эволюции. Повесть представляет собой исповедь «ложного пророка», человека умного, но бесчестного, пытающегося собственный нравственный проступок оправдать всеобщей, по его убеждению, низостью и порочностью. Его главная забота — оправдать себя, а главное качество, неспособность любить. В «Падении» Камю учиняет расправу над собственным мировоззрением.Впервые на русском языке повесть опубликована в 1969 году в журнале «Новый мир».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В первый том сочинений А.Камю вошли ранее публиковавшиеся произведения, а также впервые переведенная ранняя эссеистика и отдельные эссе из сборников «Изнанка и лицо», «Брачный пир».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.