Чудо-планета - пасека деда! - [11]

На сигнал из домика появился небольшого роста мужчина, годами постарше нашего деда. Он проворно подошел к машине. Поздоровался, спросил про здоровье, дела. Это был лесхозовский конюх. Слова он произносил быстро, но с акцентом. Его приятно было слушать.

— Какие там дела, — чертыхнулся дед, в свою очередь приветствуя своего соседа. — Умник Матвей медведя в капкан заманил. Надо вызволять. Без тебя не обойтись.

— Аю[1], значит, попался, — с полуслова все понял дедушка Даулетке, садясь рядом с нами в кабину. — Небось, я лишний? — он с любопытством оглядел меня и Витьку. Вон какой тут мужики, понимаешь.

— Эти еще малы на медведя ходить, — отозвался дед. — Взял их посмотреть на Матвеев… цирк.

Дядя Шлыков заерзал на сиденье. Но смолчал, будто и не слышал дедова подвоха.

С пасеки несся рев затравленного зверя. Сквозь него пробивалось тявканье собаки.

— Ты почему Дозора не запер? — вскипел Дед.

— Да разве он его возьмет? — стал оправдываться хозяин пасеки. — Попугает — только и всего.

— Да в своем ли ты уме, Матвей! — повысил голос дед. — Тьфу… Пугать плененного зверя. Что же не пугал, пока он был на свободе?

— Николай прав, — поддержал дедушка Даулетке. — Зачем пугать аю? Он и так в плен попался. Теперь пугать — как бить лежачего, понимаешь.

Пасечник виновато молчал. Когда въехали в усадьбу, он перво–наперво окликнул собаку. Здоровенный черный пес подскочил к хозяину, заискивающе заскулил, завалившись на спину, пока застегивался ошейник.

Медведь перестал реветь, но оставался на задних лапах — в оборонительной позе. Зло косил глаза на людей, нервно встряхивая огромной головой.

Дед, расмотрев Мишку, так и всплеснул руками:

— Батюшки! Старый знакомый!! Значит, объявился. А я посчитал, что исчез насовсем.

— Верно, — согласился дедушка Даулетке. — Этот самый аю долго твой пасека подкрадывался: зря тогда сеть не ставили. Попался бы Михаил! Зоопарк бы отвезли. Матвей бы теперь караул не кричал, понимаешь.

— Мы его без того пуганули крепко. Думал, век будет помнить и обходить стороной пасеки.

— Чудак, Николай! — засмеялся Даулетке. — Аю шибко мед любит. Но твой усадьба он зря совался. Дружок и Джон — крепкий сторож, понимаешь. Если бы Миша знал, какой трус Дозор, давно бы у Матвей мед карабчил[2].

— Может, Николай, на этот раз повяжем его и свезем в зоопарк? — робко предложил Шлыков. — Тогда уж точно он больше не будет нас разорять.

— И не думай! — решительно возразил дед. — Здесь родина косолапых. И пусть живет себе до скончания своего медвежьего века. Он, поди, один тут и остался. Развелось нас, умников… Ты лучше вот что… Кобеля со двора сгони. Жаль, такого ни один зоопарк даром не примет! Непутевый он у тебя, хоть и кличешь его Дозором. Вон, я за своими, как за каменной стеной. А твой только после драки мастер брехать.

— Верно, — отозвался дедушка Даулетке. — Некудышний собака. Зря хлеб переводит. Смотри, Матвей, как бы тебя самого аю не карабчил, понимаешь.

— Ну попало вам на язык, — разобиделся пасечник. — Где же его взять, кобеля–то доброго?

— Ну об этом потом, — оставил дед упреки, переходя к делу. — Какой–нибудь полог у тебя есть?

— Да вот же брезент. Машину им укрываю.

— Во-о! Сгодится. Сперва накроем воришку. Тогда и вызволим его лапу из капкана, без лишней канители.

Медведь успел отдышаться и снова так заревел, что у меня от страха побежали мурашки по коже. Накрыть косолапого удалось только с четвертого или даже с пятого захода, когда дедушка Даулетке с веткой в руках забежал с противоположной стороны. Медведь отвлекся: принялся вырывать ветку. Тут–то на него и накатили брезент сзади. И навалились втроем, прижали косолапого к земле. Дед распорядился:

— Освобождай–ка, Даулетке, ему лапу, а мы пока попридержим. Да поаккуратнее. Не ровен час полоснет когтищами.

Когда дедушка Даулетке расторопно проделал, что ему было велено, все вызволители быстренько отступили подальше. Взяли на всякий случай в руки рогатины. Медведь долго барахтался в брезенте, ревел. Наконец, высвободился. И, недоумевая, стал крутиться на месте.

— Спускай–ка с цепи Дозора, — подсказал наш дед. — Теперь можно пугануть воришку.

Собака и не думала нападать на зверя. Она только трусливо заскулила у ног хозяина.

— Ну и герой он у тебя. Убедился? — снова укорил дед дядю Матвея и что есть мочи заулюлюкал.

Медведь встрепенулся. Дернулся. И, обнаружив, что свободен, крупными скачками понесся с пасеки прочь.

СЕРДИТЫЙ МАЛЫШ

Утром меня разбудил грозный рев бугая. Мне спросонок стало Я принялся тормошить братишку. Он тоже испугался, соскочил с кровати, вскрикнул:

— Деда, деда! Спасай…

Но деда в избе не оказалось. Постель его была аккуратно заправлена. Мы, не одеваясь, шмыгнули на крыльцо. И увидели страшилище. Им оказался рябый, приземистый, похожий на глыбу, молодой бугай.

Он бесновался в углу загона, пристроенного к хлеву. Глаза налиты кровью. Широколобая, большущая голова, опущенная к самой земле, Увенчана короткими, но толстыми рогами. Передними копытами бугай швырял из–под себя мусор, подняв облако пыли. Его поведение ничего хорошего не предвещало. Будто он готовился для смертельного боя со своим врагом.