Чудище Хоклайнов - [8]

Камерон сосчитал, сколько раз она сказала «спасибо». Она сказала «спасибо» одиннадцать раз. Он ждал, что она скажет «спасибо» и в двенадцатый, но больше говорить она не стала.

После чего настал черед Камерона. Грир даже не встал с кровати. Просто лежал рядом, пока они еблись. Гриру было слишком хорошо, двигаться вот только не хватало.

Еще через некоторое время кровать затихла. Пару мгновений висело молчание, а потом Волшебное Дитя сказала:

– Камерон.

Она сказала это один раз. Вот и все, что она сказала. Камерон ждал, что она произнесет его имя еще или скажет что-нибудь другое, но она не произнесла его имя еще и ничего другого не сказала.

Она просто лежала и гладила его задницу, как котенка.

Барабан

Захлопали наружные двери, и загавкали собаки, и загрохотали к завтраку кастрюли со сковородками, и закукарекали петухи, и закашляли люди, заворчали, зашевелились: готовились начать день, будто забили в барабан Билли.

Серебряный зорный барабан, который приведет к различным событиям, что составят 13 июля 1902 года.

Городской пьянчуга валялся харей вниз посреди Главной улицы городка. Он отрубился и пребывал в мире с летним прахом. Глаза его были закрыты. На боку его лица лежала улыбка. Большая желтая собака обнюхивала ему сапоги, а большая черная собака обнюхивала желтую. То были счастливые собаки. Оба хвоста их виляли.

Хлопнула наружная дверь, и какой-то человек заорал так громко, что собаки прекратили нюхать и вилять:

– Да где же, к дьяволу, моя чертова шляпа?

– У тебя на голове, балбес! – раздался женский ответ.

Собаки поразмыслили над этим, загавкали на городского пьянчугу и разбудили его.

Добро пожаловать в мертвые холмы

Наутро они проснулись с зарей и на трех печальных лошадках выехали в Мертвые Холмы. Имя у холмов было подходящее. Они выглядели так, точно их сработал гробовщик из похоронных ошметков. К дому мисс Хоклайн ехать было три часа. Дорога, очень тусклая, вилась по холмам каракулями того, кто при смерти.

Там не было ни домов, ни амбаров, ни заборов, ни признаков того, что человеческая жизнь вообще сюда забредала, если не считать дороги, которая была едва разборчива. Утешал только сладкий утренний запах можжевеловых кустов.

Камерон приторочил кофр, полный ружей, к спине своей лошадки. Примечательным находил он, что животное вообще способно двигаться. Еще нужно напрячься и вспомнить, когда он видел лошадь в такой плохой форме.

– А тут голо, – сказал Грир.

По дороге Камерон считал холмы. Дошел до пятидесяти семи. Потом сдался. Слишком скучно.

– Пятьдесят семь, – сказал он.

А после этого уже ничего не говорил. Вообще-то «пятьдесят семь» – единственное, что он сказал с тех пор, как они выехали из Билли несколькими часами раньше.

Волшебное Дитя подождала, когда Камерон объяснит, почему сказал «пятьдесят семь», но он не объяснил. Больше он вообще ничего не сказал.

– И мисс Хоклайн тут живет, – сказал Грир.

– Да, – ответила Волшебное Дитя. – Ей тут нравится.

Что-то человеческое

Наконец они наткнулись на что-то человеческое. Это была могила. Могила прямо у дороги. Просто груда тусклых камней, обляпанная говном стервятников. В одном конце груды торчал деревянный крест. Могила лежала так близко к дороге, что ехать пришлось чуть ли не по ней.

– Что ж, наконец-то мы не одни, – сказал Грир.

В кресте дырявилась кучка пулевых отверстий. Могила была кому-то мишенью.

– Девять, – сказал Камерон.

– Что это было? – спросила Волшебное Дитя.

– Он сказал, что в кресте девять пулевых дырок, – пояснил Грир.

Волшебное Дитя посмотрела на Камерона. И смотрела на него секунд на десять дольше, чем на него следовало смотреть.

– Не бери в голову Камерона, – сказал Грир. – Ему просто нравится все считать. Привыкнешь.

Шуба

Они въезжали все глубже и глубже в Мертвые Холмы, которые сразу же исчезали за ними и вновь как нарочно возникали впереди, и все оставалось ровно тем же, и все оставалось ровно тихим.

Однажды Грир подумал, что увидел нечто иное, – но он ошибся. Потому что увидел ровно то же самое, что видел и раньше. Подумал было, что оно меньше, но затем понял, что оно ровно того же размера, что и все остальное.

Грир медленно покачал головой.

– Где Пиллз берет этих лошадей? – спросил Камерон у Волшебного Дитя.

– Это всем хочется знать, – ответила та.

Через некоторое время Камерону захотелось снова посчитать, но поскольку все оставалось ровно тем же, трудно было отыскать, что можно посчитать, поэтому Камерон стал считать шаги своей лошади, что несла его все глубже и глубже в Мертвые Холмы, а мисс Хоклайн стояла на парадном крыльце гигантского желтого дома, рукой прикрывая глаза от солнца и не сводя их с Мертвых Холмов. На ней была тяжелая зимняя шуба.

Врач

Волшебное Дитя очень радовалась, что вернулась домой, ведь она считала эти холмы своим домом. Хотя толком и не поймешь, была ли она счастлива, потому что на лице у нее постоянно сидело выражение, не имевшее ничего общего со счастьем. Такое тревожное, слегка отвлеченное. Оно оставалось у нее на лице с тех пор, как они все проснулись в амбаре.

Гриру с Камероном хотелось сделать на нее еще один заход, но ей уже было неинтересно. Она сказала, что очень важно добраться до дома мисс Хоклайн.