Чудесные истории - [52]

— За что вы вините себя?

— Ээ… мм… — она запнулась, в этот раз от неожиданности и прямолинейности вопроса, который лежал на поверхности. Но когда в детстве её водили по врачам, ей никто этого вопроса не задавал, её спрашивали о симптомах, о каких-то фактах, но почти никогда о чувствах и о ней самой.

Она задумалась и была готова провалиться в свои ощущения, но тут же спохватилась, будто испугавшись, что возможность ответить о чём-то действительно важном вдруг испарится.

— За Басю, за то, что родители ссорились, а ещё больше за то, что перестали ссориться. Как будто я приношу одни несчастья и запрещаю другим быть и естественно проявляться.

— Поэтому вы запретили это делать самой себе?

— Наверное.

— И об этом ваша печаль?

— Да, печаль… — задумчиво проговорила она. — Как верно вы подметили. Мне кажется, она меня разъедает ещё больше, чем вина.

— А о чём ещё ваша печаль?

— Наверное, о том, что я как будто не живу свою жизнь, как будто я сама себе её запретила. Ещё тогда, в четыре.

— О чём вы жалеете?

— О себе маленькой, у которой я украла детство. О себе сегодняшней, у которой я краду настоящее и себя настоящую. И не могу перестать это делать.

— Чего бы вы больше всего хотели?

— Не знаю… — Она встрепенулась. — Наверное, избавиться от печали. Да, я бы хотела избавиться от своей печали и дышать полной грудью.

— Чего бы вы хотели взамен? И что означает для вас дышать полной грудью?

— Взамен я хочу чувствовать себя живой. А дышать полной грудью для меня означает дышать легко и с удовольствием, проявляться.

— То, что вы испытываете печаль, может ли означать, что вы живая?

— Да.

— Тогда чего не хватает?

— Других эмоций. Разных.

— Каких?

— Всей палитры. Но особенно радости.

Психотерапевт вдруг перестал задавать вопросы и, выдержав паузу, сказал:

— А знаете, у меня есть волшебная коробка, которая так и называется «Радость», иногда я называю её «Чудо», потому что она действительно не совсем обыкновенная, в ней каждый находит то, что ему нужно. Если вы готовы это взять и обрести, я готов эту коробку для вас открыть. Вы готовы?

Она помедлила и чуть слышно сказала:

— Да.

— Закройте глаза. Протяните руку. Я открою коробку, и вы можете взять то, что вам нужно. То, чего вы больше всего хотите, то, в чём так нуждается ваша душа.

— Я готова, — уже более уверенно повторила она и с упоением закрыла глаза. И медленно, чтобы не торопить события и не спугнуть что-то важное, протянула руку. Опустила её в волшебную, невидимую ею коробку и сполна зачерпнула то, что ей так было необходимо: прощение, свободу, лёгкость, радость, жизнь…

Не открывая глаз, она прижала руку со всем содержимым к груди, наполнилась этим и задышала… Полной грудью. Так, как хотела. А по щекам текли слёзы радости и высвобождения…

Она открыла глаза и впервые за всё время сеанса улыбнулась:

— Спасибо, доктор. Ваша коробочка действительно — чудо.

Терапевт лукаво усмехнулся мимической сеточкой мудрых морщин, и добрые огоньки заблестели в его глазах — он знал, что это только начало, и что чудеса обязательно случаются, когда человек к этому готов. И вслух сказал:

— Это только начало. Если чудеса однажды приходят, они продолжают случаться…

Сказка о странствующем зонтике

Жил-был весёлый зонтик. Жил-был — не тужил. И всё у него было хорошо, всё спорилось и получалось, а когда не спорилось, ну и ладно. Сильно зонтик не переживал. Не умел он подолгу грустить и жизнь без радости проживать. Качество у него такое было: умел он поводы для радости находить. Открывал он свой купол и резвился, по полям, по лугам, и песенку свою весёлую напевал. А когда грустил, то просто стоял со сложенным куполом в уголке, сил набирался, но обычно это недолго было.

Но однажды что-то сломалось, одна, а может, даже две спицы у него вышли из строя, купол поник и не мог уже открываться во всей своей красе, а зонтик не мог больше резвиться с былой удалью. Что случилось — неизвестно, то ли его кто-то случайно прищемил, когда он в уголке за дверью стоял, то ли он сам где-то за что-то зацепился, никому не ведомо. Да это и не важно. Важно, что радость ушла, а с ней и лёгкость, и прыть, и стать.

Неуютно зонтику стало, привык он быть молодым, весёлым и счастливым. А не получалось. Пытался он, конечно, былые па танцевать, чтобы хоть как-то развеяться и встряхнуться, былую резвость и прыть вернуть, но всё было не то. И начал он думать, что состарился. Раньше времени. И от этого ещё грустнее стало. Грусть-тоска его съедала, от чего и другие спицы стали ржаветь и в негодность приходить. И чуть было это не усугубило всё, да разозлился наш зонтик, сил нет, как разозлился, на несправедливость, на случайного обидчика, да и на себя тоже, что раскис. Собрал он все свои силы, вышел из-за угла, встряхнул спицами, раскрыл купол и решил отправиться в путешествие. Но не просто гулять, резвиться, не до этого ему было, а со смыслом. Хотел он решить три задачи: развеять в дороге грусть и вобрать в себя все краски жизни, наполниться ими, хотел он также найти мастера, который сможет его поломанные спицы починить, и ещё одна важная задача была у него: хотел он найти себе применение, такому как есть, с его умением видеть хорошее, любовью к странствиям и жизни, с поломанными, но восстановленными спицами (с грустью, а если повезёт, то и с радостью). Может быть, именно в них и была его главная ценность, а может, во всём этом сочетании. Он пока точно не знал, но интуитивно чувствовал. В общем, решил он быть исключением из правил и не сдаваться, не хотел он раньше времени на покой уходить. К тому же в глубине души он чувствовал себя особенным и достойным большего. А он и был особенным. Только когда спицы сломались, он стал в этом сомневаться. В общем, отправился наш зонтик в путь, за обновлением.