Чудесная страна Алисы - [4]

Марина Евгеньевна Чернова

Пол — женский

Возраст — 21 год

Место жительства — г. Москва

Студентка

Диагноз: монополярная депрессия, обострение (шизотипическое расстройство?)

Anamnesismorbi:

Пациентка считает себя больной с пятнадцатилетнего возраста. Причиной называет развод родителей. Длительное ухудшение отношений в семье, скандалы в доме в течение пяти лет негативно сказывались на здоровье ребенка. В результате после развода родителей, который девушка перенесла крайне болезненно, на почве переживаний у нее появился страх одиночества — страх стать некрасивой. Появились навязчивые мысли об изменении внешности. Был поставлен диагноз «нервная анорексия». В возрасте семнадцати лет пациентка проходила лечение в частной психиатрической клинике, но эффекта не достигла.

Демонстрировала асоциальное поведение, агрессию. Отношения с родителями приняли неприязненный, враждебный характер. Пациентка по очереди жила то с матерью, то с отцом, что каждый раз заканчивалось ссорой и разрывом отношений, в результате чего она снова меняла место жительства.

В возрасте восемнадцати лет самостоятельно сбила суточный ритм, что привело к длительной потере сна.

Появились признаки соматических расстройств — боль за грудиной, в спине, боли в руках. Пациентка неоднократно обращалась к неврологам, проходила лечение.

Последние два года присутствуют суицидальные мысли, сниженное настроение. Пациентка жалуется на бессонницу, гиперкинезы, боли за грудиной.

Психический статус: пациентка демонстрирует признаки агрессии. Тон настроения снижен. Высказывает суицидальные мысли. Внешний вид опрятный, присутствует чрезмерное, неадекватное пользование косметикой — не отвечает общественным нормам.

Ольга Артуровна дежурно оглядела подошедшую девушку. Выглядела та ни лучше, ни хуже, чем три дня назад при поступлении. Заведующая тогда еще подумала — экзальтированная девица.

Если эту Жанну умыть, она, пожалуй, оказалась бы миловидной. Но для этого пришлось бы хорошенько потрудиться.

Жанна-Марина, встав спиной к окну, уставилась на завотделением настороженным колючим взглядом.

Девица эта не выказывала особого желания лечиться, к врачам, и в частности, к Ольге Артуровне, относилась настороженно, а, пожалуй, и агрессивно. В глаза старалась не смотреть и слова цедила нехотя, будто снисходила до медперсонала[7].

Ольга Артуровна, глядя на нее, досадливо выдохнула:

— Марина, ну вы опять. Ведь я же вас просила. Где вы только ее берете-то, господи?

Та поджала губы и ничего не ответила. Макияж этой Жанны и здорового бы напугал.

— Марина, я вас очень прошу не красить хотя бы губы, — мягко, но убеждающе проговорила заведующая. — У нас тут больные люди. Вы ведь сами понимаете.

Девица была одета в черное с ног до головы. Черный спортивный костюм, иссиня-черные волосы — крашеные, разумеется. Макияж такой, что зрачки посреди противоестественно-толстых век кажутся рыбками в аквариуме. Даже кеды у нее были черные. Единственное, на чем безапелляционно настояла завотделением — немедленно смыть лак с ногтей: мало ли что, по состоянию ногтей определяли гипоксию[8]. Зато разрешила оставить в ушах тоннели — никогда Ольга Артуровна не понимала этой примитивно-дикарской моды — и все эти серьги в самых неожиданных местах.

При условии, что девушка сотрет черную помаду. Которая превращала ее лицо в чудовищную маску, которой впору было стращать непослушных детей.

И сначала та обещание выполнила — тем более что помаду у нее изъяли, — но три дня прошло, и Жанна, непонятно откуда и как, добыла новый патрон.

В ответ на отповедь девица угрюмо молчала, покусывая нижнюю губу, отчего на кончиках зубов проявились черные отпечатки.

Ольга Артуровна махнула рукой, отметив про себя, что нужно сказать сестрам — пусть изымут помаду.

— Как вы спали ночью, Марина? — заведующая взяла тот доверительный участливый тон, которым и говорила обычно с пациентами. Когда каждый второй норовит выпрыгнуть из окна, а каждый третий может броситься на тебя саму — поневоле начинаешь осторожничать.

— Спала? — неожиданно оживилась девица. До того она со скучающим видом смотрела куда-то в сторону, но тут вдруг проявила к разговору живейший интерес. — А вы думаете здесь можно спать? — взвилась она негодующе. — Вы на эти кровати сами пробовали ложиться? Когда…

— Вам неудобно спать или не хочется? — мягко уточнила завотделением, демонстративно не обращая внимания на вызывающий тон пациентки.

Та замялась и ощетинилась:

— Да если бы даже я хотела, — невнятно начала она. — Тут только глаза закроешь, прибегает эта ваша… Она меня за ночь пять раз разбудила! — все в ней было колючее, неприязненное. Внешний вид, выражение лица, речь, взгляд. — Она чокнутая, она меня с ума сведет!

Девушка сунула руку в карман, выудила оттуда сушку, сунула в рот и громко, вызывающе захрустела.

— Она не чокнутая, а пациентка, — мягко напомнила заведующая. — И вы тоже, — со значением добавила она.

— Что вы мне рассказываете? В других больницах к пациентам отношение совсем не такое. Когда я лечилась в Бадене, меня…

— Ну, вы сами понимаете, Марина, — Ольга Артуровна сделала примирительный жест, — у нас таких возможностей нет, мы же не в Бадене. Так чем вам Инга не угодила? — вернула она разговор в прежнее русло.