Чудесная страна Алисы - [169]
И только тогда уснула.
На диване у Алексея, где тот заботливо постелил простынь и дал теплое одеяло. Под раздававшийся из-за двери счастливый лай Дыни и ответную приглушенную ругань Алексея.
Ольга спала светлым, ничем не омраченным сном…
Оставшись один, Роман Аркадьевич Родзиевский даже не сразу понял, что закрытая дверь отрезает ему выход наружу. Он еще бесновался, кидался на нее, бил кулаками и ногами. Из разрезанной ладони капало. Оставляя на затоптанном в грязное месиво полу звездчатые темные круги. Но боли он не чувствовал, и на расплывающиеся, темнеющие, потом чернеющие, перекрывающие друг друга пятна смотрел удивленно. Смаргивая длинными слипшимися ресницами. Размазывал потеки и оставляя следы босых ног.
А дверь так и не открывалась.
Роман подумал и все же решил на нее обидеться. Смачно сплюнул, заплетающимся языком невнятно чертыхнулся — так, что и сам не мог сказать, какое ругательство использовал. Все слова в мозгу перемешались. Слиплись в единую массу. Вязкий недооформившийся комок.
И поплелся к «столу». Шатаясь на нетвердых ногах, спотыкаясь о разбросанные по полу бутылки. Повалился, как ему казалось, на свое место, а на самом деле на пустующее место Эльвиры.
И запил обиду на несговорчивую дверь.
Сначала то, что по недогляду осталось в стаканах. Осушил свой. Трясущимися руками дотянулся до Эльвириного. Глотки шли в горло легко, как вода. Без вкуса, без действия. И не хорошо, и не плохо. И не рвало, и не веселило.
Потом пошла водка из горла — треть бутылки. Обычная, самая дешевая водка, купленная в магазине за углом. Коньяк — тоже дешевый, в невнятной бутылке невнятного розлива — но там тоже оставалось немного.
Но была еще полная бутылка водки. Не открытая. Та, которую он спрятал от Эльвиры под рыхлым разъезжающимся матрасом.
И Роман Родзиевский принялся сбивать крышку об пол, а та все не сбивалась. Он ругался, выжевывал мат, выплевывая его из непослушного рта непослушными губами. Вязкий толстый неповоротливый язык с трудом помещался за зубами, разливался там слизью, и Роман Родзиевский все пытался его собрать. А иногда вытаскивал, чтобы скошенными глазами посмотреть на его красный кончик и убедиться, что язык на месте. Тот оставался, где ему и положено. Но говорить связней от этого все равно почему-то не получалось. И Роман злился еще сильнее и ругал кого-то, кто был тут, но почему-то ушел. А ему — Роману — было одиноко. И никто не мог понять и разделить его одиночества.
Он снова принимался сбивать горлышко с бутылки, и снова это ему не удавалось. А с недожженных картинок на полу над ним вдруг принялся смеяться кролик. Обычный блядский белый кролик. Который смотрел и уже не просто смеялся, а громко хохотал. Красными, налитыми кровью глазами нарисованный кролик впился прямо в глаза Родзиевскому. И вдруг оскалил тонкие острые зубы. Роман испугался. И зачем-то принялся их считать. На двухстах восьмидесяти пяти сбился…
И закричал. Смертный ужас охватил его.
Кролик! На него смотрел нарисованный кролик. И, не опуская глаз, начал медленно вытекать из бумаги. Красные глаза его выпучились и поплыли к Роману, хихикая и скаля зубы.
Зубы-зубы, бесконечные зубы с широких скалящихся фиолетовых ртов хохотали и чиркали по воздуху.
Красные мясистые, похожие на рваные куски кровоточащего мяса розы пухли на глазах, пульсировали и наливались, чтобы вспениться над рваным куском бумаги. Вот они уже тянулись к ногам, готовые прижаться булькающими головками к босым пальцам и всосаться.
Толстые шары — обнимающиеся грязные извращенцы с круглыми пустоглазыми кругами голов — вылезали со своего листа. Но лица! лица их были порваны пополам. Порваны Романом, который неловкими пальцами сдирал рисунок со стены. И теперь эти двое злились и скалили крупные квадратные зубы. Они точно знали, кто порвал их лица…
— А-а-а! — Роман Родзиевский вскочил на кровать, днище прогнулось под его весом. Он качнулся и зашатался. — А-а-а-а! Уха-ади-и!
Вязкость рук и ног и ясность мышления чередовались у него с аморфностью мыслей и чистотой движений.
Шахматная королева — гнетущая, сгустившаяся масса в сумрачном углу комнаты — вдавливала пол своей единственной чугунной, бесконечно тяжелой ногой, и волны паркета шли на Романа Родзиевского, готовые смыть его с кровати. Туда, где с пола на него смотрели кролики. Сотни. Тысячи белых кроликов. С красными вздутыми глазами, сочащимися сукровицей, которая стекала и обволакивала, впитывалась в тонкие — тонкие-тонкие, как иголки, бесконечно длинные зубы.
Они хотели, чтобы Роман с ними поиграл. Но не в салки или догонялки, а почему-то в шахматы. У них ведь не хватает Белого Рыцаря!
— А-а-а… Во…! Бля! Е… па… ма… Бля… — кричал Роман Родзиевский невнятно, и его собственные губы вдруг стали тонкими, подвижными, и язык уменьшался во рту.
В руке по случайности все еще оставалась не откупоренная бутылка, и он принялся яростно отбиваться:
— Пош-шли! Б…ля… Кро…лик! — в ярости бил и бил он по смеющимся зубам, отмахиваясь от глаз. Бутылка в его руках разбилась о пышущий мясом алый цветок, и водка с кровью окатила комнату волной брызг:
— А-а-а… А… суки! Ебаные твари! Пошли вон! Твари! Гребаные уроды! А-а-а! — орал Рома с кровати, слюна и пена брызгали с его рта, попадая на отчаянно размахивающие руки, в которых он сжимал рваные бутылочные осколки… Истерические слезы ужаса текли по лицу.
Роман о нужных детях. Или ненужных. О надежде и предреченности. О воспитании и всех нас: живых и существующих. О любви.
Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.
Да выйдет Афродита из волн морских. Рожденная из крови и семени Урана, восстанет из белой пены. И пойдет по этому миру в поисках любви. Любви среди людей…
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.