Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего - [107]

Идеологию испокон века создавали политики, правоведы, историки, философы, психологи et сetera.

Но зачем СССР политики, если в СССР есть ЦК ВКП(б) — ЦК КПСС? Зачем СССР правоведы-юристы, если в СССР есть прокурор Вышинский, который после пыток добьется любого «признания — царицы доказательств»? Зачем СССР философы, если в СССР есть Маркс — Энгельс и Ленин — Сталин?

Одним словом, вы понимаете, что никаких нормальных юристов и прочих гуманитариев, политиков-историков, в Стране Советов не оказалось. Всех их сгоряча извели еще при Ильиче. Многих «убрали с глаз долой» на философских пароходах, многие сами бежали, не вытерпев голода и унижений.

Идеологию отдали на откуп могучей кучке писателей, которую в 1934 году собрал в один кулак Максим Горький, организовав Союз писателей (СП) со штаб-квартирой в Москве и с отделениями во всех республиках и областях.

И тут необходимо сказать хоть коротко о Максиме Горьком — фигуре мощной и многое определившей в истории Советского Союза.

О Горьком писали все, кто вспоминал о ХХ веке в России. По-моему, из нынешних лучше всех Дм. Быков в книге «А был ли Горький?».

Напишу и я, старуха.

По-моему, Горький не человек, а Оборотень. Красный оборотень.

Его считали выходцем из босяков, а жил он, как большой барин. Числился Горький самым русским из всех русских писателей, а бóльшую часть жизни провел не в Москве, не в Питере, не на Волге, где родился, а в Италии. Не было у Горького вроде бы и семьи (с женой он сразу разъехался), но мы всегда видим его в кругу большой семьи, которая будто бы семья сына Максима. Но вот Максим умер, а семья как была с его отцом, так с ним и осталась.

Выступал Горький от имени революционеров-радикалов, а вел себя, как Уж из своей же «Песни о Соколе», где сказано: «рожденный ползать летать не может».

Горького во всем мире считали певцом бедняков, их другом и советчиком, а был он другом и советчиком тогдашних самодержцев — недолго Ленина (Ленин умер еще не старым), а потом довольно долго Сталина. Как известно, Сталин приходил к Горькому, когда тот уже лежал на смертном одре. Приходил будто бы, чтобы поговорить (скорее покалякать) о том о сем; например, о положении французских женщин-работниц, кажется, в ХIХ веке.

Главный, несмываемый грех Оборотня — это как раз его «дружба» со Сталиным. Он ведь тем самым благословил Сталина на фактическое уничтожение крестьянства в Советском Союзе (Оборотень ненавидел крестьян), благословил и Беломорканал, который построили узники одного из первых, самых жестоких, ГУЛАГов на острове Валаам. Благословил и многое-многое другое, чего благословлять нельзя. И благословил отнюдь не бескорыстно — удостоился за это невиданных почестей.

Я свидетель того, как Оборотня встречали в Москве: Тверская — улица Горького — с трудом вмещала гигантскую толпу народа. Открытая машина, в которой ехал Горький стоя, то и дело прикладывая платочек к глазам, — он плакал от умиления, — с трудом продвигалась сквозь людскую массу…

Мне бы надо Оборотня ненавидеть, ведь в конечном счете он крестный отец Сталина. Но я Горького не ненавижу — наоборот, считаю своим спасителем. Без его помощи я, наверное, вообще не выжила бы. А я не только выжила, но и прожила весьма благополучно и при Брежневе, и при всех прочих генсеках. Ведь это Оборотень придумал: мол, надо объявить писателей «солью земли» и создать для них Союз писателей, дабы их кормить-поить и вдобавок уважать.

В конце прибавлю еще один штрих к портрету Оборотня. Между прочим, он написал роман «Мать». Эту «Мать» изучали в школе и вообще повсюду, где следовало что-либо изучать. Герой «Матери» — простой рабочий Павел Власов — был революционер, и его преследовало царское правительство, судило, угрожало высылкой и тюрьмой. В ответ Павел Власов произносил речи (повсюду, особенно в судах), и, по-моему, речи эти совпадали с речами — кого бы вы думали? Ну конечно, с речами Алексея Навального — и по смыслу, и по смелости, и по пафосу, и даже по выражениям и словам.

Все-таки Оборотень был и Провидцем.

К сожалению, никто не в силах предугадать, сводилось ли его провидчество к одним только речам или касалось также грядущих событий.

Но все это придирки столетней старухи…

А теперь вернемся к вопросу об идеологии.

Идеологией в СССР занимались писатели — «инженеры человеческих душ», как их назвал сам Сталин.

Идея отдать идеологию пишущей братии, то есть интеллигентам, которые, как считалось испокон века, витали в эмпиреях, творили исключительно по зову сердца и души, казалась несколько странной — однако в СССР оправдала себя. Писатели, не мудрствуя лукаво, уже с 1930-х рассказывали сказочки о счастливой и зажиточной жизни советских людей. Мол, у горожан до войны даже патефоны советского производства появились — это я в газете «Правда» прочла. Чего же больше? О войне с Гитлером при Сталине помалкивали.

И основная часть продукции, в частности поэтов, в годы сталинщины, как до Отечественной войны, так и после заключалась в создании на века образа великого политика, полководца и Вождя народов. В первые дни после смерти Сталина Симонов, тогдашний первый писатель на Руси, так и высказался: мол будем сто лет скорбеть и созидать образ Вождя народов уже посмертно. Из Кремля его, правда, быстро одернули. Но он еще долго недоумевал — а ведь Симонов слыл умным человеком.