Чучело белки - [44]

Одна лишь мысль об их самодовольстве заставила Лайлу яростно дернуть за дверную ручку. Стучать можно хоть сто лет. В доме никого не было, она знала об этом с самого начала. Однако ей требовалось попасть внутрь, в чем и заключалась ее проблема.

Лайла полезла в сумочку. Вспомнила бесчисленные остроты насчет того, что в дамском ридикюле можно обнаружить что угодно. Наверное, именно такие глупые шуточки нравились шерифу и Сэму, но в них имелось рациональное зерно. Пилка для ногтей? Нет, не пойдет. Тут Лайла вспомнила, что когда-то давно по ошибке прихватила в каком-то отеле служебный ключ. Может, он в кармашке для монет, которым она никогда не пользуется? Да, точно, вот он.

Служебный ключ. Почему не просто отмычка? Неважно, сейчас ей только рассуждений на отвлеченные темы не хватало.

Лайла вставила ключ в замочную скважину и попробовала повернуть. Ей удалось сделать всего полоборота. Она попыталась крутить в другую сторону. Ключ почти подходил, но в замке что-то мешало…

И снова на помощь Лайле пришло раздражение. Она изо всех сил надавила на ключ, и неожиданно он сломался с сухим щелчком. Она не представляла себе, что делать дальше. В растерянности повернула дверную ручку, и дверь открылась внутрь. Она не была заперта.

Лайла вошла в прихожую. В доме оказалось темнее, чем снаружи. Но где-то здесь должен быть выключатель.

Нащупав его, она включила свет. Тусклая лампочка без абажура осветила истрепанные, местами отставшие от стен обои. Что это за рисунок на них — грозди винограда? Или фиалки? Бр-р-р. Будто из прошлого века.

Беглый взгляд в гостиную подтвердил первоначальное впечатление, и Лайла даже не стала заходить туда. Комнаты первого этаже могли пока подождать. Арбогаст сказал, что женщина выглядывала из окна второго. Оттуда Лайла и начнет.

Она не сумела найти выключатель лампочки, освещавшей лестницу, и поэтому поднималась медленно и осторожно, держась за перила. Когда она добралась до лестничной площадки второго этажа, грянул гром. От неожиданности Лайла вздрогнула, но тут же взяла себя в руки. Конечно, она вздрогнула от неожиданности, сказала она себе. Это вполне естественно. Разве пустой дом может кого-то напугать? Тем более, что и выключатель рядом. Включив свет, Лайла обнаружила, что стены на площадке оклеены обоями в зеленую полоску — если уж ее не напугало такое, то чего ей вообще бояться? Страх Божий, а не обои.

Перед Лайлой находилось три двери. Первая вела в ванную. Такую ей раньше доводилось видеть разве что в музее — нет, поправила она себя, в музейных экспозициях не встретишь ванных комнат. Однако эту стоило туда поместить. Квадратная ванна на ножках, в которой можно только сидеть; под раковиной и унитазом трубы без сифонов; сливная ручка на длинной железной цепи, протянувшейся к самому потолку. Над раковиной висело зеркало, крохотное и рябое, за которым не было аптечки. Рядом стояла тумбочка для белья, заполненная чистыми полотенцами и простынями. Лайла торопливо просмотрела все ящики, но их содержимое рассказало ей лишь о том, что Бейтс стирал белье в прачечной. Идеально выглаженные вещи были сложены аккуратными стопками.

Лайла открыла следующую дверь и щелкнула выключателем. Снова лампочка без абажура, но и ее тусклого света оказалось достаточно, чтобы сразу узнать спальню Нормана Бейтса. Комната показалась ей на удивление маленькой и тесной, а низенькая кушетка, стоявшая у стены, годилась скорее для мальчика, чем для взрослого мужчины. Наверное, Бейтс спал на этой кушетке всю жизнь, с самого детства. Постель была не убрана, простыни смяты. В углу комнаты стояла конторка, рядом с ней шифоньер: антикварное чудище с проржавевшими ручками, облицованное темной дубовой фанерой. Не испытывая ни малейших угрызений совести, Лайла принялась деловито шарить по ящикам.

В верхнем оказались галстуки и носовые платки, по большей части использованные. Все галстуки были старомодного фасона, широкие. Под ними Лайла обнаружила галстучную булавку в футляре, из которого, по-видимому, ее так ни разу и не вынимали, а также две пары запонок. Во втором ящике хранились рубашки, в третьем — носки и нижнее белье. Последний, самый нижний, был заполнен белыми бесформенными одеяниями, в которых Лайла не без труда узнала — невероятно! — ночные рубашки. Может быть, Бейтс и колпак на ночь одевал? Положительно, всему этому дому место в музее.

Лайле показалось странным, что ей не попалось никаких личных вещей: ни каких-нибудь писем, ни фотографий. Впрочем, Бейтс вполне мог держать все это в конторе. Да, так, скорее всего, оно и было.

Затем она заметила фотографии на стене. Их было две. Первая изображала маленького мальчика, сидевшего на пони, вторая — того же мальчика в обществе еще пятерых детей (сплошь девочек) на фоне здания сельской школы. Лайле потребовалось не меньше минуты, чтобы узнать в мальчике Нормана Бейтса. В детстве он был совсем худым.

Она еще не осматривала платяной шкаф и две большие книжные этажерки, стоявшие в противоположном углу. Со шкафом она управилась быстро: там оказалось два костюма на плечиках, куртка, пальто и две пары старых, испорченных краской брюк. В карманах одежды ничего обнаружить не удалось. Две пары туфель и домашние тапочки, лежавшие на дне, завершали гардероб Бейтса.