Чтобы человек стал Богом - [219]
Это повторяют все мистики; но небезынтересно отметить, что это также самый большой урок, который извлекают из своего опыта те, кто приблизился к смерти, и кто повстречал это таинственное «существо из света»[1595].
Засчитывается только любовь, но речь естественно, идёт не о наших чувствах, но о наших поступках. В этом отношении, одним из главных заблуждений Церкви является, конечно, то, что она слишком часто позволяла «богатым» (если их называть просто, по-евангельски) думать, что они смогут разделить любовь Бога в Раю, не научившись ничего разделять на земле. Это ошибка по отношению к бедным; и, в конечном счёте, с точки зрения вечности, это ещё более серьёзная ошибка по отношению к богатым. Несмотря на всю Божью Любовь, Бог сможет заставить нас испытать свою Любовь, как любовь, и, следовательно, как счастье, только в той пропорции, в какой мы сами научились любить (не сердцем, но поступками).
За эту ошибку тяжело расплачивается русская церковь; большинство православных признают это. Но наша Западная Церковь поступила не лучше.
Это обучение любви начинается снова с каждой новой жизнью, с рождения каждой свободы. В этой области невозможен коллективный прогресс.
При ускорении технического прогресса и появлении «гуманитарных наук» велико было искушение поверить, что мы продолжим то, что не завершила биологическая эволюция, искушение видеть в прогрессе универсальный закон, применимый ко всем областям. В динамике, а не в статике заключается ошибка Тейяра де Шардена, которая была та же, что и у святого Фомы Аквинского. В обеих системах уровень личности недостаточно понят и приведён к онтологии. Вполне возможно представить, что соединение усилий наук приведёт к появлению более гармоничного, более уравновешенного человека. Этот реальный и желаемый прогресс не облегчил бы человеку достижение святости; равно также самым умным и самым одарённым сегодня стать святыми не легче. Между совершенством и святостью существует коренное различие «порядка», в паскалевском смысле слова.
Помещать золотой век в конце Истории, конечным её пунктом, на самом деле является такой же фундаментальной ошибкой, что и видеть его вначале, в Рае земном. В обоих случаях это значит сводить тайну свободы к эволюции и, таким же образом, личностное к онтологическому, уникальное к коллективному. Думается, что каждая личность является благом, взаимосвязанным со всем человечеством целиком, но действительно со всем человечеством, а не только со своими современниками; и каждый, лично, должен снова изобрести любовь.
Вот почему также на земле никогда не будет настоящего мира. Самого лучшего из режимов и самых справедливых законов никогда не будет достаточно без обращения сердец. Уже и так сложно представить, чтобы мог существовать идеальный политический режим, особенно это касается мира, находящегося в вечном процессе эволюции. Но, в любом случае тайна зла, как и тайна любви, проявляется заново целиком при каждом рождении, вот почему человечество не может избавиться от страданий до скончания века.
В этом представлении нет ничего «расхолаживающего». Врачу прекрасно известно, что он не отнимает своих больных у смерти. Он может лишь облегчить страдание и отсрочить исход. Политическая борьба того же порядка. Не может быть ни системы совершенной, ни системы окончательной. Знание может привести в уныние только мечтателей или фанатиков, но само их уныние сыграло бы положительную роль, ибо такие люди для политики опасны.
Христианин может в своей жизни сражаться против всех форм зла, даже зная, что в этом мире победы нет, ибо его истинное сражение — это сражение в вечности. Вместо того чтобы «освобождать его от обязательств», данная перспектива лучше определяет место для его действий, это сражение за то, чтобы лучше любить людей, а не за то, чтобы провести к победе некие принципы или какую-то систему; конечно, в этом сражении беспрестанно перестраиваются и отлаживаются силы, но в точности известно, что эта работа никогда не закончится; известно также, что обращение сердец — ещё более важное дело, но и оно тоже никогда не закончится; это борьба против зла во всех его формах и, во-первых, против того зла, которое христианин знает за собой, для того, чтобы успешнее освободить от него других.
Христианин имеет лишь небесное гражданство. Но поскольку для него земля является уже началом неба, он интересуется землёй не меньше, чем тот, кто живёт лишь для неё. Но он интересуется ею лучше, поскольку он лучше различает на ней истинные ценности[1596].
Христианину не безразличны страдания мира, напротив, он непрестанно носит в себе всё увеличивающуюся их меру, и даже тогда, когда кажется, что он бежит от мира, как это делают монахи, это происходит для того, чтобы взять на себя ещё больше страданий, чтобы лучше погрузиться в таинственное средоточие борьбы, в которой разыгрываются судьбы мира.
Бог приносит в дар своего Сына, но этот дар может попасть к нам, только если мы захотим этого. И это так для каждого из нас.
Отношения любви между Богом и Человеком достигли наибольшей прозрачности в отношениях между Иисусом и Марией. Бог, Творец и Спаситель берёт на Себя наши испытания вплоть до самых ужасных, самых глубинных. Но, сострадая своей Матери, Иисус пытается утешить её в испытании, которое он выдерживает ради неё и ради нас. Это обмен полной любви, где Мария уже может вернуть Богу ту же Любовь, какой Он любит её.
