Что значит быть христианином. Сборник поучений святителя Иоанна Златоуста - [63]
К тем, которые губят своих детей>[79]
Я, оставив других, обращусь к тем, которые особенно заботятся о детях или, лучше, должны бы заботиться, но совсем не заботятся, с речью тихой и весьма кроткой и попрошу их не сердиться и не досадовать, если кто скажет, что он лучше их самих знает, что полезно их детям. Родить сына — мало для того, чтобы родивший уже и научил полезному рожденного им; рождение, конечно, много содействует любви к рожденному, но чтобы точно знать, что полезно ему, для этого недостаточно только родить и любить.
Хотя бы у нас все наше было благоустроено, мы подвергнемся крайнему наказанию, если не радеем о спасении детей. Какое осуждение постигнет нас, которые не только сами не имеем попечения о детях, но и против желающих делать это строим козни и восстаем и относимся к детям своим хуже всякого варвара? Ибо жестокость варваров доводит только до рабства, до опустошения и пленения отечества и вообще до бедствий телесных, — а вы порабощаете самую душу и, связав ее как какую-нибудь пленницу, передаете таким образом лукавым и свирепым демонам и их страстям. Именно это, а не другое что делаете вы, когда и сами не внушаете детям ничего духовного, и другим делать это не позволяете.
Нет нам извинения, когда дети у нас развратны, и совершенно справедливо. Потому что если бы порочность в людях была от природы, то иной имел бы право прибегать к извинению, но так как мы бываем и худы, и хороши по свободной воле, то какое благовидное оправдание может представить допустивший до развращения и порочности сына, любимого им больше всего? То ли, что не хотел сделать его честным? Но ни один отец не скажет этого, потому что сама природа настоятельно и непрерывно побуждает его к тому. Или то, что не мог? Но и этого нельзя сказать, потому что многое: и то, что он взял сына на свое попечение еще в нежном возрасте, и то, что ему первому и одному только вручена власть над ним, и то, что он постоянно имел его при себе, делает для него воспитание сына легким и очень удобным.
Таким образом, развращение детей происходит не от чего другого, как от безумной привязанности родителей к житейскому: обращая внимание только на это одно и ничего не желая считать выше этого, они необходимо уже не радеют о детях с их душой. О таких отцах я сказал бы (и никто пусть не приписывает этих слов гневу!), что они хуже даже детоубийц. Те отделяют тело от души, а эти то и другую вместе ввергают в огонь гееннский; той смерти подвергнутся неизбежно по естественной необходимости, а этой можно было бы и избежать, если бы не довела до нее безпечность отцов.
Притом смерть телесную сможет уничтожить воскресение, как скоро наступит оно, а погибели души ничто уже не вознаградит: за ней следует уже не спасение, а необходимость вечно страдать. Следовательно, мы не несправедливо сказали бы, что такие отцы хуже детоубийц. Не так жестоко изострить меч, взять его в правую руку и вонзить в самое горло сына, как погубить и развратить душу, потому что ничего равного ей нет у нас.
Поэтому не странно ли, что ты, если ведешь сына в царский дворец, то и сам делаешь и терпишь все, и его убеждаешь к тому же, чтобы сделать его близким к царю, и не обращаешь внимания решительно ни на что: ни на издержки, ни на опасность, ни на самую смерть, а когда предлагается нам подумать о воинстве небесном, то не скорбишь, если сын твой получит там последнее место и станет ниже всех?
Можешь ли ты сказать, что сын твой или во время совещания с тобой слышал, или сам узнал когда-нибудь, что клянущийся, хотя бы клялся не ложно, оскорбляет Бога? Также, что злопамятному спастись невозможно, ибо пути, говорится в Писании, злопамятных к смерти (см.: Прит. 12, 28)? Или что злоречивого Бог так посрамляет, что даже устраняет его от чтения слова Божия? Также, что гордого и дерзкого Он низвергает с неба и предает гееннскому огню? Или что взирающего на жену нецеломудренными очами наказывает, как действительного прелюбодея? А столь обыкновенного у всех греха — осуждения ближних, навлекающего на нас тягчайшее наказание, убеждал ли ты когда-нибудь сына избегать этого греха и читал ли ему Христовы заповеди об этом? Или и сам ты не знаешь, что есть такие заповеди? Как же сын будет в состоянии исполнять то, заповедей о чем не знает и сам отец, который должен бы научить его?
И, о, если бы было только это зло, что вы не советуете детям ничего полезного, — оно не было бы так велико! Но теперь вы увлекаете их еще к противному. В самом деле, когда отцы убеждают детей заниматься науками, то в их разговоре с детьми не слышно ничего другого, кроме таких слов: «Такой-то — человек низкий и из низкого состояния, усовершенствовавшийся в красноречии, получил весьма высокую должность, приобрел большое богатство, взял богатую жену, построил великолепный дом, стал для всех страшен и знаменит». Другой говорит: «Такой-то, изучив италийский язык, блистает при дворе и всем там распоряжается». Иной опять указывает на другого, и все — на прославившихся на земле, а о небесном никто ни разу не вспоминает, если же иной попытается напомнить, то он прогоняется, как человек, который все расстраивает.
