Что за рыбка в вашем ухе? - [11]
В мелодраме Джеймса Брукса «Испанский английский» (Spanglish) описана языковая ситуация, несомненно знакомая многим читателям этой книги и известная, вероятно, с самого возникновения человеческого общества. Героиня — мексиканка, мать-одиночка, работающая прислугой в богатой американской семье. Она не говорит по-английски, а ее десятилетняя дочка говорит. В критический момент, когда матери важно донести до хозяев свои мысли и чувства, она поручает дочери выступить в роли переводчика. С языковой точки зрения девочка к этому хорошо подготовлена. Но она не имеет представления о принятых в переводческой профессии нормах. Вместо того чтобы просто перевести смысл того, что говорит ее мать, она с большим воодушевлением и некоторым запаздыванием повторяет театральные движения матери. Говоря на отличном английском, она размахивает руками, топает ногой и повышает голос, имитируя испанскую речь матери. Эта сценка вызывает искренний смех. Почему? Потому что — с нашей точки зрения — только смышленому, но малообразованному ребенку может прийти в голову, что переводить нужно именно так.
Тем не менее существуют способы передачи на иностранном языке некоторых характеристик высказывания, выходящие за пределы тех довольно узких представлений о значении, из-за которых переводить становится проще, но скучнее. Возьмем, к примеру, звучание — а не значения слов — известного стишка:
Попробуем передать это звучание — не значение — на французском. Очевидно, что в точности сделать это невозможно, потому что у французского языка другой набор звуков. Но можно их сымитировать, используя самые близкие к английским французские звуки. Затем можно записать эти звуки так, как они были бы записаны по-французски, будь это французские слова:
Можно ли это назвать переводом? Да, но при одном условии: если бы вместо «перевод» мы говорили «произнесение» или «повторение». В настоящее время звуковой перевод (называемый также омофоническим), пример которого мы только что привели, имеет мало практических применений, но с исторической точки зрения он был одним из основных способов наращивания нашего словаря. На протяжении столетий носители английского, контактируя с представителями десятков других культур, слушали используемые ими слова, повторяли эти слова, заменяя их звуки английскими, и создавали новые слова вроде bungalow, cocoa, tomato, potato[3]. Точно так же теперь носители других языков, налаживая плодотворные торговые и культурные связи с носителями английского, переводят английские термины в звуковую систему своих языков, создавая новые слова на китайском (
Заимствованные слова (или более общо: впитывание одним языком словаря, синтаксиса или звуков другого языка при общении носителей этих языков) в переводоведении обычно не рассматриваются. И действительно, с традиционной точки зрения универсальный, вероятно, прием искаженного повторения того, что вы не очень-то поняли, — это процесс, противоположный переводу, при котором вы пересказываете своими словами то, что поняли. С другой стороны, языковые заимствования между соприкасающимися культурами — это основа межкультурных коммуникаций, а именно этим и занимается переводоведение.
На практике профессиональные переводчики часто прибегают к звуковому переводу. Переводчику рассказа Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича», в котором был впервые описан советский ГУЛАГ, пришлось придумывать обозначение для тамошних обитателей, называемых по-русски зэками (от слова заключенный). Он решил называть их zeks. В русском языке такого слова быть не может. Это звуковой перевод русского корня зэк с добавлением английского окончания множественного числа[5]. Если перевод — это просто передача смысла из одного языка в другой, то zeks — вообще не перевод и к тому же не английское слово. Однако ясно, что это не так. Перевод включает в себя массу вещей, которые не подпадают под обычные определения. И гораздо интереснее расширить наше понимание перевода, чем отвергать вариант переводчика Солженицына из-за его отсутствия в словарях. Такой отказ был бы выплескиванием из ванны ребенка вместо воды.
4. Что говорят о переводе
Общеизвестно, что перевод не заменяет оригинала.
Очевидно также, что это неверно. Переводы заменяют оригинальные тексты: их читают, когда недостаточно хорошо знают язык оригинала.
Утверждение, что перевод не заменяет оригинала, — не единственный пример избитых истин, которые оказываются ложными. Мы бездумно повторяем «тайное всегда становится явным» и «воровством богатства не наживешь», хотя семейные скелеты остаются накрепко запертыми в шкафах, а русские мафиози преспокойно загорают на французской Ривьере. Подобным афоризмам не нужно быть истинными, чтобы приносить пользу. Обычно их произносят, чтобы предостеречь, утешить или подбодрить людей, оказавшихся в определенных обстоятельствах, а вовсе не для разработки теории правосудия или криминалистики. Вот почему утверждение, что перевод не заменяет оригинала, вводит в заблуждение только тех, кто принимает его за чистую монету. И просто удивительно, сколько людей попадается в эту ловушку.
Так как же рождаются слова? И как создать такое слово, которое бы обрело свою собственную и, возможно, очень долгую жизнь, чтобы оставить свой след в истории нашего языка? На этот вопрос читатель найдёт ответ, если отправится в настоящее исследовательское путешествие по бескрайнему морю русских слов, которое наглядно покажет, как наши предки разными способами сложения старых слов и их образов создавали новые слова русского языка, древнее и богаче которого нет на земле.
Набоков ставит себе задачу отображения того, что по природе своей не может быть адекватно отражено, «выразить тайны иррационального в рациональных словах». Сам стиль его, необыкновенно подвижный и синтаксически сложный, кажется лишь способом приблизиться к этому неизведанному миру, найти ему словесное соответствие. «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится все, все». «Я-то убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы.
Содержание этой книги напоминает игру с огнём. По крайней мере, с обывательской точки зрения это, скорее всего, будет выглядеть так, потому что многое из того, о чём вы узнаете, прилично выделяется на фоне принятого и самого простого языкового подхода к разделению на «правильное» и «неправильное». Эта книга не для борцов за чистоту языка и тем более не для граммар-наци. Потому что и те, и другие так или иначе подвержены вспышкам языкового высокомерия. Я убеждена, что любовь к языку кроется не в искреннем желании бороться с ошибками.
Литературная деятельность Владимира Набокова продолжалась свыше полувека на трех языках и двух континентах. В книге исследователя и переводчика Набокова Андрея Бабикова на основе обширного архивного материала рассматриваются все основные составляющие многообразного литературного багажа писателя в их неразрывной связи: поэзия, театр и кинематограф, русская и английская проза, мемуары, автоперевод, лекции, критические статьи и рецензии, эпистолярий. Значительное внимание в «Прочтении Набокова» уделено таким малоизученным сторонам набоковской творческой биографии как его эмигрантское и американское окружение, участие в литературных объединениях, подготовка рукописей к печати и вопросы текстологии, поздние стилистические новшества, начальные редакции и последующие трансформации замыслов «Камеры обскура», «Дара» и «Лолиты».
Наталья Громова – прозаик, историк литературы 1920-х – 1950-х гг. Автор документальных книг “Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы”, “Распад. Судьба советского критика в 40-е – 50-е”, “Ключ. Последняя Москва”, “Ольга Берггольц: Смерти не было и нет” и др. В книге “Именной указатель” собраны и захватывающие архивные расследования, и личные воспоминания, и записи разговоров. Наталья Громова выясняет, кто же такая чекистка в очерке Марины Цветаевой “Дом у старого Пимена” и где находился дом Добровых, в котором до ареста жил Даниил Андреев; рассказывает о драматурге Александре Володине, о таинственном итальянском журналисте Малапарте и его знакомстве с Михаилом Булгаковым; вспоминает, как в “Советской энциклопедии” создавался уникальный словарь русских писателей XIX – начала XX века, “не разрешенных циркулярно, но и не запрещенных вполне”.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.