Что за девушка - [20]

Черт. Видимо, миссис Фрош позвонила, потому что я не просто опоздала на классный час, а пропустила его совсем. Теперь даже ОКР не спасет меня от отработки.

Интересно, как это? Я никогда раньше не отрабатывала занятия. Может, все как в кино, и я познакомлюсь с ребятами, которых едва знаю, мы будем танцевать, и курить травку (наверняка там будет Хайрам Бингхем, он, думаю, из отработок не вылезает), и полюбим друг друга, и получше узнаем самих себя.

А может, мы просто будем сидеть за партами без телефонов и ноутбуков, умирая со скуки, нехотя делая домашку, потому что больше заняться нечем.

Я не звоню маме после физики. Мистер Чапник задержал меня на переменке, чтобы прочесть лекцию об использовании телефона, и если я не поспешу, то опять опоздаю на урок, историю Европы. История Европы мне очень нравится (в отличие от физики), а мисс Смит (в отличие от мистера Чапника) нравлюсь я, так что я не хочу ее подводить.

Я не могу себе позволить разбрасываться союзниками, особенно если миссис Фрош к ним больше не относится.

Звенит звонок. Последний призыв на второй урок. Надо будет позвонить маме на большой перемене.

ТРЕВОЖНАЯ ДЕВУШКА

После четвертого урока я собираю вещи и направляюсь к нашему обычному обеденному столику.

Я с девятого класса обедаю в одной и той же компании. У нас уже, наверное, мало общего, но никто никогда не предлагал изменить традиции.

И эта традиция поможет мне избежать встречи с Тесс и ужасных новостей, которыми она так жаждет со мной поделиться.

Серьезно, о чем таком «не пишут», если не о расставании?

Но… она же не успеет бросить меня на переменке, правда?

Логичнее подождать с этим до конца уроков, когда у нас будет возможность все обсудить.

А может, и нет, сегодня понедельник: может, Тесс не захочет начинать неделю на такой ноте. Может, она подождет до пятницы и у меня будет время пострадать на выходных. Она не бросит меня в субботу, потому что это прямо накануне «Большой ночи», ежегодной общешкольной вечеринки, а в воскресенье у нее забег, она не захочет отвлекаться. Выходит, что Тесс бросит меня в следующий понедельник, а раз так, то проще сделать это сегодня.

Руки дрожат. Я сжимаю их в кулаки, как этим утром, но от этого они только начинают чесаться.

Все глазеют на меня, пока я иду по коридору. Доктор Крейтер говорит, что это только в моем воображении. Она говорит, что никто на меня не глазеет. Она говорит: «Окружающие думают о тебе намного меньше, чем тебе кажется». А как же мальчишки, что корчили рожи, когда мы с Тесс шли по коридору, держась за руки, или тот парень, который при виде нас присвистнул сегодня утром?

Каждый раз, когда такое случается, я закатываю глаза, как будто это все ерунда. Иногда я даже высказываю все, что думаю. Но потом, ночью, пытаясь заснуть… Я как будто снова слышу их. И иногда невольно думаю, каково это — быть гетеро. Тогда бы на меня никто не пялился.

С другой стороны, они бы, наверное, нашли другой повод. Даже до своего камингаута я была уверена, что привлекаю внимание. Доктор Крейтер сказала бы, что это тоже плод моего воображения.

А папин коллега? Я его пропесочила — запросто! — и папа был страшно горд. Но это не помешало мне потом беспокоиться, что я навлекла на него неприятности. Конечно, папа сказал бы, что я поступила правильно и ему все равно — но вдруг он потеряет работу? Папа сказал бы, что принципы важнее работы. Он сказал бы, что все равно не захотел бы работать на человека, который способен уволить за такое. Но что, если у нас не будет хватать денег на мое образование, на уплату налогов, даже на еду?

Я вытаскиваю из кармана телефон, чтобы написать лучшей подруге: «Не хочешь прогулять обед и поболтать?», хотя знаю, что она пропускает обед только для того, чтобы побольше позубрить. Может, мне удастся убедить ее сделать исключение, только на этот раз? Но не успев напечатать ни слова, я слышу голос Тесс. Телефон возвращается в карман.

— Давай сегодня пообедаем вместе, — предлагает она.

Мы давным-давно договорились, что не станем теми, кто бросает друзей, как только заводит отношения. Моя лучшая подруга начала игнорировать наши с ней планы буквально в тот же день, как сошлась со своим парнем. Она даже не всегда предупреждала, иногда просто не приходила на встречу. Так что, как бы мне ни хотелось каждую свободную секунду проводить с Тесс, я заставляла себя обедать там же, где и всегда. Почему она внезапно решила это изменить?

Разве что действительно собирается успеть бросить меня на переменке.

Я мотаю головой, засовываю руки в карманы и говорю:

— Не могу.

Я жду, что Тесс скажет мне: «Конечно можешь, никто не запрещает тебе разок посидеть за другим столиком», но, к моему удивлению, она кивает:

— Понимаю.

Должно быть, ей жаль меня. Она продолжает:

— Никогда не знаю, что говорить в таких случаях.

Слова вырываются у меня, прежде чем я могу их остановить:

— Тогда не говори ничего! Пожалуйста.

Я отвратительна сама себе, я как будто умоляю. Неужели еще только утром я умудрялась притворяться крутой?

Тесс качает головой:

— Я должна что-то сказать. Я должна что-то сделать! Нет, мы должны что-то сделать, разве не так?