Что такое «не везет» - [18]
— Мальчик, ты брат Ромео?
Гляжу, Джульетта, только в другой юбке, белой с картинками. Еще красивее.
— Ну и что, — говорю, а сам картинки на юбке разглядываю: там человечки бегают, кто вверх головой, кто вниз. — Только он вообще-то не Ромео: Борькой его зовут.
— Ну, пускай Борькой. Передавай ему привет.
— Ладно, — говорю.
И бегу скорей обратно, а то мастеру курить нечего.
Отдал сигареты, небрежно так бросил Борьке:
— Я, между прочим, кое-кого сейчас видел.
Борька покраснел.
— Ну и что?
— А то, что она привет тебе передает и советует со мной побыть, а то мне скучно одному целый вечер…
— Не, в чем дело, серьезно? — спросил Борька и еще больше покраснел. — Ты спросил?
Я не спросил, а сразу понял, что он влюбился по уши. Ну что ж? Так и быть, пускай она дружит с нами.
До конца смены мы не разговаривали. Потом пошли домой, и Борька опять быстро мылся и чистился.
— Ты чего ж, пойдешь все-таки?
— Надо!
Я не хотел идти на море, но братан сдавил мне плечо и кротко сказал:
— Гена!
Это означало, что бабушка меня одного оставлять все-таки не велела.
На пляже он, конечно, остался сидеть на скамейке. А я вокруг ходил. Тут рядом в море, возле берега, торчит скала. А на ней площадка такая плоская. Я давно ее заметил, на ней загорать здорово.
Ботинки сунул под камень и полез. Взобраться на скалу без лестницы можно только по скошенному краю со стороны моря. Зато влезешь — перед тобой целое небо. Хоть взлетай. Если, конечно, можешь.
Не раз я лежал тут на горячих камнях и думал. Почему все люди делятся на тех, кто на звезды смотрит, и на тех, кто в землю? Вот я, например, очень звезды люблю, может, это и глупо. Чем темнее, тем звезд больше. Появится новая — и тут же начинает мигать. А вон еще… Счастливые люди астрономы: никаких забот, лежи себе под телескопом и гляди на небо. Но не могут же все в небо глядеть. А кто штукатурить будет?
Лежу, сосу леденцы, которые по дороге с Борькой купили, гляжу на воду и ни о чем не думаю. Вернее, думаю о чем-то, но не знаю о чем. Вроде как обо всем: лежал я, лежал, скучно стало. А он все сидит на скамейке, даже не купался.
Уже и солнце село за море. Борька лег на скамейку: все равно никого на пляже нет. Лежит и тоже смотрит на звезды.
Я огляделся. Далеко, у самого выхода с пляжа, слышу смех. Борька сразу вскочил, заправил ковбойку в брюки и опять сел. Смотрю: наша Джульетта и какой-то парень. И она держит его под руку. Видали? Может, брат? Но кто же с братом гуляет под руку?
Голоса совсем стихли, а потом опять стали громче, и шаги слышно. Видно, дошли до конца пляжа и возвращаются.
— Джульетта! — тихо позвал Борька, когда они поравнялись со скамейкой.
Она вздрогнула, остановилась.
— А, Боря… — сказала как-то нехотя. — Ты что, купаешься?
— Конечно. А ты?
— А я вот гуляю…
— Ну, пока! — заикаясь, сказал Борька и сделал несколько шагов к ней.
— Да с чего ты взял, что я Джульетта? Меня Ниной звать… Глупый, ей-богу!.. Что, шуток не понимаешь?
— Шуток? — пробормотал Борька. — А я думал…
— Слушай, друг, — сказал Борьке парень и положил руку на плечо. — Чего пристаешь к чужим девочкам? Проваливай-ка отсюда, пока не схлопотал.
Она отошла немного и засмеялась.
Борька скинул его руку; и я думал: сейчас врежет парню — и все. А брат не стал. Отвернулся и пошел. А они в другую сторону.
До чего мне стало обидно за него! Не надо было ему встревать в разговор, а надо было драться. Я бы ему помог.
Щеки мои горели от стыда за то, что мой брат глупый. Хорошо еще двоюродный, а не родной. И таким паспорт дают? Но и я тоже хорош. Он там один, а я разлегся на скале и леденцов ему не оставил.
Я полез со скалы. Повис на руках и нащупал выступ. Переступил на него, ноги сорвались, а я рухнул. Хлюпнула вода. Стало очень больно, хоть кричи. А потом не помню: видно, потерял сознание.
Когда пришел в себя, Борька нес меня на руках. Азовское море хорошее, не даст погибнуть человеку. Нога ноет. Мокрая рубашка противно липнет к спине, со штанов текут струи. А Борька плачет, слезы капают мне на шею.
У выхода с пляжа мы напоролись на милиционера.
— Противное дело, — сказал врач «Скорой помощи», морщинистый старичок в золотых очках, — растяжение связок. У тебя нога здоровая?
— Да нет, я ее еще под Новый год на коньках растянул.
— Теперь похромаешь неделю, а то и две. Где это ты так?
— Со скалы сорвался, — буркнул я.
— Что же ты там делал, на скале?
— Загорал.
— Это на ночь-то глядя? Ах, ты!.. Ну и молодежь пошла…
Нога у меня ныла, и я напряг всю волю, чтобы не думать. Если не думать, легче. Борька сидел возле моей кровати и молчал.
— А ботинки-то мои на пляже остались, под камнем, — сказал я.
Он ничего не ответил. Он тоже волю напрягал, чтобы не думать.
Засыпая, Усов держал руки так, будто он катается на велосипеде. Ему снились гонки: он в красной майке с номером на спине вырывается вперед. Мчится по шоссе, педали мелькают так, что ног не видно, а шоферы проезжающих машин удивленно высовывают из окошек головы, видя, как он легко, небрежно обгоняет на поворотах автомобили.
Страсть проснулась внезапно, едва весной проглянул асфальт и мальчишки выехали на велосипедах во двор. Усов понял: ничего другого ему на свете не нужно. Разве что собаку…
