Что такое «люблю» - [24]

Стук. Стук. Стук. Сердце отбило несколько ударов, они гулко оттолкнулись от грудной клетки. Горничная непонимающе нахмурилась.

– Но он уехал… Вчера вечером.

* * *

Как-то раз, лет в десять, мы с мальчишками бежали по своим делам, и я неслась впереди. Я была в полной уверенности, что пробегаю рядом с домом, а в следующую секунду чуть не ослепла от искр, вылетевших из глаз. Со всего разгона я въехала коленкой в серую кирпичную кладку и тут же медленно сползла на землю. Острая боль нахлынула потом, а сначала я просто вдруг почувствовала, как мир замер и резко выкатился из-под ног.

Сейчас было похоже. Только болела не коленка.

– Уехал? – глупо переспросила я, хотя услышала все с первого раза. Лучше, чем хотелось бы.

– Да, по делам. – Девушка неуверенно свела брови.

А, по делам! Земля под ногами стала потверже, и туго свернувшийся внутри комок немного расслабился.

– Срочное дело? – Я постаралась улыбнуться, но интонация получилась предательски умоляющей.

Горничная подняла взгляд вверх, словно вспоминая что-то, и нахмурилась сильнее. Глянула вбок:

– Да нет, командировка еще пару недель назад была запланирована. У него и чемодан с позавчерашнего дня собран.

Земля осталась твердой, даже слишком, а в солнечном сплетении сжался такой же твердый кулак. Лицо горело и наверняка налилось красным, но мне было уже наплевать. Вдох-выдох.

– А он… ничего не просил передать? – как ни в чем не бывало, говорить, как ни в чем не бывало. – Или… ничего не оставил для… Ничего? – отстраненный голос сорвался, и я закашлялась.

– Нет. – Девушка беспомощно пожала плечами. – Только…

– Что? – у меня не получилось замаскировать надежду в голосе, но какая уже была разница.

– Только сообщил, что уезжает надолго, и в ближайшие месяцы я должна следить за состоянием дома и сада, – ее голос звучал виновато.

Я приоткрыла рот и несколько раз тихонько глотнула воздух. Он отдавал кислятиной, как человеческое вранье.

«Как был трусом, так и остался», – застучало в голове голосом брата.

– Может быть, хочешь лимонада? – Горничная нервно откинула гладкую прядь волос за спину.

Кажется, она переживала за меня. Я хотела сказать, что не стоит, но только с трудом сглотнула и качнула головой.

– Нет, я пойду, – помолчала и на автомате добавила: – Спасибо.

Неуклюже повернулась и взялась за велосипед, чуть не грохнув его себе на ноги. Когда я подняла взгляд, девушка все еще неуверенно стояла в дверном проеме. Кажется, она хотела что-то сказать или спросить, но в последний момент передумала и не стала. Я мысленно поблагодарила ее за это.

– До свидания, – я бросила последний взгляд на белоснежный, словно вычерченный по линейке, дом.

– Пока, – растерянно отозвалась горничная.

Я шла по бетонной аллее, которая вдруг стала бесконечно длинной, шурша колесами велосипеда по траве. Шла так долго, что, если бы это был фильм, меня бы уже сто раз успели окликнуть или остановить. Но ничего такого не произошло. Я не слышала звука закрывающейся двери – наверное, горничная все еще стояла и смотрела мне вслед. Я не стала оборачиваться, чтобы проверить.

* * *

Все расплывалось в ослепляющем мареве. Солнце палило так, что было больно смотреть, и приходилось все время щуриться. Казалось, оно вот-вот сожжет кожу на всем теле, пропечет до красной, туго натянутой корочки. Хотя ничего такого случиться не могло – я давным-давно привыкла к жаре и покрылась коричневым загаром, как защитным панцирем. Вот бы еще укрыться таким панцирем изнутри…

Я не замечала, как быстро еду, пока не покатилась с горы к побережью. Ноги крутили и крутили педали, по сторонам мелькали осколками пальмы, люди, дорожные знаки и мелкие магазины – как неравномерно разбитая на куски, перемешанная мозаика. Пару раз прямо перед носом скользнули и с визгом затормозили машины – не голубые «жуки», другие. Из них повыскакивали водители, словно джинны из ламп, окутанные клубами желтой песчаной пыли. Они что-то кричали и бурно жестикулировали, но я не останавливалась, только быстрее вертела педали.

Когда я полетела с горки, крутить педали было уже не нужно – велосипед мчался, как дикая лошадь, решившая сбросить надоевшего всадника. Руль вихлялся туда-сюда, я дернула его, пытаясь выровнять, и тут же вылетела из седла. Желтая пелена дороги кинулась навстречу и несколько раз перевернулась, обсыпая все вокруг песком. Откуда-то послышался лязг велосипеда, а потом все остановилось. Я полежала, прислушиваясь к себе и оценивая масштаб повреждений. Осторожно поднялась на ноги. Локти, ладони и коленки горели так, будто их долго и яростно натирали колючим песком. Правое колено жгло сильнее всего. Я опустила взгляд и горько хмыкнула – ушибленное в детстве о кирпичную стену место сочилось красным. Велосипед жалобно сгорбился у обочины. Переднее колесо неестественно изогнулось. Я попыталась расстроиться из-за этого, но почему-то не вышло.

Покалеченные колеса шуршали по сухой, выжженной солнцем до песочного цвета траве. Я придерживала велосипед за руль и спотыкалась, пошатываясь вместе с ним.

«Мир перевернулся». Эту фразу я слышала тысячу раз и никогда не вдумывалась в ее смысл. Сейчас я чувствовала, как земной шар прокрутился под ногами и застыл вверх тормашками. Все закончилось. Все по-другому. И так, как раньше, уже не будет. От этого становилось страшно и больно, хотелось выплюнуть застрявший в груди комок, а вместе с ним все мысли и воспоминания. В голове тут же услужливо пронеслось: «Ты так ни разу и не увидела, как он улыбается». И следом тупым скрежетом повисло: «Почему?!» Я затрясла головой и быстрее зашагала к берегу.