Что сердцу дорого - [13]

— Это я понимаю, — одобрительно проговорил Вадим. — Я тоже так хочу, чтобы на всю жизнь. И работа, и… Вообще — все. А что, когда ты пришла, он меньше был, наш цех?

— Какой там меньше! Вообще никакого цеха не было — опытная мастерская. Отгородили от механического уголок, там и работали. Да и работа такая, что больше походила на игру. Модельный состав плавили в обыкновенных чайниках на электроплитках. Песок для керамической оболочки приносили в тарелках. Печка была совсем маленькая, электродуговая, от нее больше трескотни, чем дела.

Многие не верили, что получится какая-нибудь польза. Кто из рабочих к настоящему делу рвался, тот уходил в другие цеха. А волынщики приносили с собой домино, играли чуть не по целым дням.

— Вот это мне удивительно, — перебил Вадим. — Я в армии к дисциплине привык. А тут на работе — и вдруг домино. Начальство что — тоже в козла с вами?

— Нет, зачем. Но он же мягкий такой.

— Кто?

— Бережков Федор Федорович. Он сначала был… А потом пришел Минаев. Нравится тебе Минаев?

— Весело работает.

— Да. Пришел, посмотрел, как закричит: «Что, на вокзале сидите, поезда ждете?» И кончилось домино. Стала с этих пор мастерская цехом, а Минаев — начальником цеха. Сразу народу прибавилось. Минаев сам поехал на металлургический завод, Петра Антоновича переманил к нам. Веру Андрееву тоже он нашел, она тогда только техникум кончила. И Бережкова уговорил остаться. Правда, они не очень-то ладили. Разные совсем. И сейчас иной раз схватятся…

— А ты откуда знаешь?

— Да ну, все же на глазах. Печь привезли… Один московский институт шефство над нами взял, и там посоветовали новую электропечь. Вот смеху было. Бережков как раз уехал в командировку, а Минаев — он же нетерпеливый — скорей, скорей! Установили печь, и генератор тут же, а он так гудел — все орали или на пальцах объяснялись, как немые.

Бережков приехал, заходит, цех аж трясется от этого генератора. Минаев ему что-то говорит, Бережков только рукой махнул, показывает на улицу. Там и поругались, литейщики слышали, нам рассказали. «Вы очень поспешно действуете, Иван Васильевич». Это Бережков. Он же знаешь какой? Тонкий, бледный, всегда в галстуке. Интеллигент. Говорит тихо, вежливо. А Минаев из себя выходит: «Не может же печь работать без генератора!» «Но генератор можно вынести в пристройку». Так и пришлось выносить.

— Ну, а ты, Соня?

— Что — я?

— Ты что делала?

Соня вздохнула.

— Моя роль маленькая, Вадим. Модельщицей была. Потом на формовку перешла. Работа грязная, никто не хотел браться, я и согласилась.

— На трудный участок, выходит.

— А, брось. Не люблю, когда из пустяка подвиг выдумывают, — раздраженно заметила Соня.

Они шли некоторое время молча. Вадим с беспокойством поглядывал Соне в лицо. Рассердилась, что ли? Вроде бы ничего худого не сказал. Или не на него, на жизнь обижена? «Моя роль маленькая…»

— Вадим, этот Аркадий… Он работает?

— Аркадий? А что тебе до него?

Соня вздернула плечики.

— Ничего, просто так. Спросить нельзя?

— Спросить все можно, — сухо отозвался Вадим. — Не работает пока. Контролером был на заводе.

И снова молчание. Идут рядом, под руку, а — чужие друг другу. Скорее бы уж дойти. Не удался вечер. И только ли вечер?

Соня чувствует, что причинила Вадиму боль. Но ей не жаль его. Ей самой грустно. Без причины. Все по-прежнему, даже лучше прежнего, теперь у нее есть Вадим, любит ее, она же видит… А радости в сердце нет. Зачем такая любовь, если в сердце нет радости?

— Ты что-то еще хотела рассказать, Соня, — напоминает Вадим, пытаясь рассеять тягостную напряженность.

— Нет, ничего, Вадим.

Ей просто не хочется. На самом деле она могла бы рассказать много интересного. Хотя бы о том, как Петр Антонович изобрел пресс. Прибегал к модельщицам с чертежами, советовался, как лучше сделать. Потом вдвоем с Костей Жарковым сами изготовили все детали. А пресс не пошел. Отпрессовали первую модель — плохо. С трещинами вышла, с пузырями. Вторую — то же. Петр Антонович совсем поник, Минаев чертыхается. Один Бережков спокоен. Достанет очки, протрет, опять смотрит. И вдруг протянул руку Петру Антоновичу: «Поздравляю от души. Неплохая конструкция». Старик за насмешку принял, обиделся. А Бережков свое: «Надо изменить температуру модельной пасты. Отрегулировать состав. Попытаемся дать немножко больше стеарину». И оказался прав. Модельщицам так понравился пресс, что потребовали сделать еще один. Надо рассказать об этом Вадиму. Не сегодня. Как-нибудь в другой раз.

Да, интересно быть инженером. Видишь больше других. Может, зря я бросила школу? Теперь завидую Вере Андреевой. И Бережкову. Вот кто, действительно, много сделал для цеха. Особенно с этим паровым шкафом. Целые горы испорченной модельной пасты лежали во дворе. Горячим воздухом вытапливали — выгорала, водой — тоже портилась, жесткая вода. А Бережков сделал паровой шкаф. Тоже не сразу получилось: от утечки пара — весь цех, как в тумане, люди друг друга не видели. Сколько раз переделывать пришлось. Зато с тех пор цех стал выполнять программу. Сейчас, правда, опять не справляется. Теснота. Хоть бы уж скорее строили новый цех. Сам министр обещал приехать.