— Мам, — содрогаясь, сказал Петр Батурин, — зачем ты выливаешь? Я ничего… я к нему вроде даже привык… полюбил даже, — сказал он противным подхалимским тоном.
Мария Ивановна повернулась к нему. Глаза у нее были красными.
— Отец работает как вол, — с горечью сказала она, — трудится, чтобы нам хорошо жилось. Экскурсии тебе на свой родной завод устраивает, мотор какой-то с профессором достает, в школу они ходят, чтобы хорошую мастерскую оборудовать. И отдохнуть отцу некогда. Даже на рыбалку не выберется. А этот?! Никакого уважения! — Она махнула рукой: — Эх ты! Из-за тебя ведь со… со… Степой ругаться ста-а-ала. Всю жизнь как голубки прожили — ни разу не ссорились. А тут… — голос у нее сорвался, и она свирепо затрясла бутылкой с рыбьим жиром над раковиной. — Не выливается еще тут!.. — и она швырнула бутылку в раковину. С громким треском бутылка кокнулась, и в воздухе запахло густо и противно.
Петр проглотил слюну. «Вот беда, — подумал он с тоской. — Что делать-то будем?»
На этом я, кажется, могу закончить свое повествование.
Но не так-то просто, оказывается, закончить. Оказывается, закончить ничего просто так невозможно.
Во-первых, вы, уважаемые читатели, вправе меня спросить:
— Ну, а дальше?
Во-вторых, вы можете спросить меня:
а) что значит начать «новую жизнь» и начал ли ее наш мужественный Петр Батурин?
б) почему уважаемый автор не хочет дописать всю эту историю до конца, а прерывает ее где-то на середине?
в) как автор думает: будет из Петра Батурина толк или не будет?
Но, может, на эти вопросы вы ответите сами? А, дорогие читатели?
