Что посеешь - [11]

— Да, — сказал он железно, — я к профессору.

— Ну и пожалуйста, — сказала Наташа и отошла к окну.

В прихожей послышалась слоновья поступь, в дверь постучали, и профессорский бас спросил:

— Можно?

— А-а! О-о! — сказал профессор, увидев Петра. — Здравствуйте, юный Кулибин, Фультон и Эдисон. Р-р-рад вас видеть. Как ваши дела? И как вас принял дед Веретей? Почему вы так долго не появлялись? И отчего у вас ошпаренный вид? А-а, понимаю. Эти девицы, наверно, вас за что-нибудь шпыняют. Меня тоже мои дамы не понимают и шпыняют.

— Тебя пошпыняешь, — засмеялась Наташа.

— Не говори, — сокрушенно сказал профессор Орликов, — тетка Пуся и тетка Гуся — эти две змеи, две гиены, две волчицы и две львицы — сказали, что будут запирать меня в ванной, если я буду тиранить своих бедных детей. Это я тир-р-ран? — зарычал профессор. — Я, котор-р-ый…

Дверь открылась, и в комнате появились тетя Пуся и тетя Гуся.

— Опять вы рычите, профессор? — строго спросила тетя Гуся.

— Чем провинились перед вами эти дети? — так же строго спросила тетя Пуся.

Боком протискиваясь к двери, профессор крикнул:

— За мной, Кулибин! Мы мужчины, и у нас свои дела. Сейчас мы запрем этих свирепых волчиц в ванную и будем держать их там на хлебе и воде.

Старушки выскочили в переднюю.

Батурин вопросительно посмотрел на Наташу.

— Иди, — сказала она довольно дружелюбно.

— Только… — сказала Алена, — когда кончишь свои дела, приходи к нам. Ладно?

— Лады, — сказал Батурин и вышел.

Тети Пуси и тети Гуси в передней уже не было, а профессор поджидал Петра. Они пошли в его кабинет, уселись в кресла друг против друга.

— Вы и правда их в ванную заперли? — спросил Петр.

Профессор Орликов с любопытством посмотрел на него и серьезно кивнул.

— А как же, — сказал он, — с ними иначе нельзя.

— Что вы?! — испугался Батурин. — Они же старенькие.

Он встал.

— Куда? — спросил профессор.

— Я их выпущу, — решительно сказал Петр.

— Сиди! — рявкнул профессор. — Сиди, Дон-Кихот Ламанчский, заступник оскорбленных и униженных, благородный д’Артаньян — сиди!

От неожиданности отважный Петр Батурин плюхнулся обратно в кресло.

— А-а, — сказал он. — Вы, наверное, шутили. Да?

— Догадался, — буркнул профессор. — У тебя, что же, чувства юмора нет?

— Е-есть, — не очень уверенно сказал Батурин. — Только…

— Никаких «только», — сурово сказал профессор.

— А зачем вы меня звали, Вениамин Вениаминович? — спросил Петр.

— Видишь ли, — воодушевился профессор, — пришла мне в голову одна идея. Вернее, это ты подсказал мне одну идею…

— Я?! — удивился Петр.

— Ага, — сказал профессор. — Ты. Но сначала я хочу тебя кое о чем расспросить. Только откровенно.

— Пожалуйста, — сказал Батурин.

— Вопрос первый: знаешь ли ты, что делает твой отец?

— То есть как, что делает? Работает, что ли, кем?

— Это-то ты, наверно, знаешь. А вот как работает и что именно делает?

— Н-ну, работает хорошо. На городской Доске почета его фото есть. А что делает? Токарь он.

— Так. А что конкретно твой отец делает, ты не знаешь.

— Почему не знаю? Детали… разные делает.

— Какие?

— Н-ну, эти… как их…

— Не знаешь, — удовлетворенно сказал Вениамин Вениаминович. — Вопрос второй: сколько на нашем заводе профессий? И какие ты знаешь?

— Токарь, слесарь, фрезеровщик, — начал Петр, загибая пальцы, — сверлиль… сверловщик… сварщик… э-э-э… монтер, м-м-м… этот… как его, ага, фрезеровщик…

— Говорил уже.

— Н-ну, потом… э-э… сталь который выпускает… потом… м…

— Не знаешь.

Петр пожал плечами.

— Вопрос третий, — продолжал профессор, — кем работает твоя мама?

— Она, — бодро начал Батурин и запнулся, — она… это… она, ну в общем…

— Не знаешь! — жестко сказал профессор Орликов.

Петр опустил голову — его прямо в жар бросило.

— Остальные вопросы я тебе задавать не буду. Бессмысленно. Вот ты мне тогда в машине сказал, что хочешь быть рабочим. И мне это очень понравилось. Оказывается, ты это сказал из пижонства. И это мне не нравится. Молчи! Возиться с железом и инструментами в твоем возрасте дело хорошее. Но ты вот что мне скажи: что-нибудь путное ты уже сделал или только собираешься?

Петр поднял голову и начал лихорадочно перебирать в памяти, что же он все-таки уже сделал. И — о ужас! — оказалось ровным счетом ничего. Пшик. Только гениальные планы строил и собирал всякий хлам. И он опять опустил голову.

— Значит, — сказал профессор, — мать не зря твой металлолом выкинула, а я, значит, зря отвез его к золотому деду Веретею! Так, что ли?

Петр отчаянно замотал головой.

— Не понял, — сказал профессор, — зря или не зря?

— Не зря, — выдавил Петр.

— Ну, ладно, — сказал профессор и посмотрел на часы, — считай, что этот разговор у нас предварительный. А сейчас иди к девчонкам, да не очень-то позволяй себя шпынять. Ступай и на меня не обижайся. Я человек прямой. Впрочем, я слышал, что ты тоже ужас какой прямой человек.

Профессор встал, пожал ему руку. И Батурин вышел за дверь кабинета.

Наталья была одна.

— Досталось? — спросила она сочувственно.

— Вот еще, — сердито буркнул Батурин.

— Ничего, — примирительно сказала Наташа, — ты не обращай внимания. Он сегодня с утра бушует. А так — он добрый. Не бойся.

— А я и не боюсь, — гордо сказал Петр.

— И правильно, — улыбнувшись, сказала Наташа. — Знаешь что, пойдем на реку сходим. Погода мировая — последние денечки.