Что можно сделать, когда сделать уже ничего нельзя - [4]

Когда мы приехали, в квартире находились двое полицейских, которые не пускали родителей на балкон, как те ни просили. Надо отметить, что нью-йоркские полицейские поразили меня своим тактичным и мягким отношением к нам. Если они и следовали инструкциям, то эти инструкции были очень гуманными и разумными. Полицейские также не разрешили нам сразу спуститься вниз и подойти к телу брата. Полиция ждала приезда medical examiner (врача, в обязанности которого входит засвидетельствовать смерть при любых необычных обстоятельствах вне врачебного присутствия. – П рим. автора). Только через какое-то время после наших просьб нам разрешили спуститься. Брат был прикрыт простыней и лежал за невысокой оградой под балконом. Мы не могли себя заставить (или нас не пустили, не помню точно) перелезть через ограду и подойти к нему. Я была в шоке и не помню этих деталей, зато помнит мой отец. Потом, когда тело брата вынесли из-за ограды, он лежал завернутый в большой белый мешок. Мама просила открыть его, чтобы поглядеть на сына в последний раз. Ей этого не разрешили – видимо, тоже действуя по инструкции, чтобы избежать страшной реакции. Помню, как я и мама стояли, дрожа от холода и гладя на тело через белый покров. Тогда и приехал с Манхэттена medical examiner. Мне показали фотографии брата для освидетельствования. Я не знаю, когда их сделали: возможно, когда полиция только приехала по сигналу о том, что чей-то труп лежит около дома. Его лицо не было изуродовано, только две-три ссадины. Medical examiner спросил меня: как я думаю, что произошло. Я сказала, что брат был безработным, находился в состоянии депрессии. Эксперт все это записал. Затем тело забрали в машину, так и не показав его нам, а мы вернулись в дом. Полицейские ушли, мы остались. Наступал рассвет. Это был наш первый рассвет без Вадика, рассвет, который он не смог увидеть. Это было дико. Мне и мужу надо было возвращаться домой, чтобы проводить детей в школу.

Мы не хотели говорить детям сразу же, что произошло: надо было идти договариваться о похоронах. Поэтому мы сказали им, что дядя Вадик в больнице и мы поедем к нему. Собрав детей в школу (моей младшей было тогда 11 лет, средней только исполнилось 16, а старшей, студентке университета, – 18), мы отправились в похоронный дом. Несчастные мои родители! Не дай бог кому-нибудь пережить такое: родителям говорить о могиле сына, договариваться о том, каким будет гроб, когда и как похоронят. Покончив с ужасными делами, мы вернулись домой, чтобы встретить детей. Они были удивлены, почему мы не на работе. Опять был разговор о больнице. Вернулась старшая дочь из университета.

После ужина дети подступили ко мне с расспросами: «Есть ли надежда?» Я сказала, что надежда очень слабая, можно сказать, почти нет. Затем я сказала, чтобы они приготовились к худшему. Я сказала им, что у них больше нет их любимого дяди. Мы обнялись и заплакали все вместе, став единым клубком боли. Я не могла и не хотела вводить в заблуждение своих девочек и плести им какие-то истории о больном сердце.

Я сказала им правду.

Мифы о самоубийстве

Специалисты «разоблачают» ряд мифов о самоубийстве, и неверных, и вредных^[3].

1. Люди, говорящие о самоубийстве, не совершают его. В реальности более 80 % совершивших самоубийство делились своими планами. Это скрытая мольба о помощи.

2. Самоубийство происходит совершенно неожиданно. Люди, которые убивают себя, часто говорят о смерти, приводят денежные дела в порядок, раздают то, чем дорожили, теряют аппетит, злоупотребляют спиртным и/или наркотиками, избегают тех, кто мог бы им помочь. Эти изменения образа жизни потенциальных самоубийц зачастую не улавливаются их близкими как сигналы будущей трагедии.

3. Суицидальные натуры хотят умереть, и их невозможно остановить. Люди двойственно относятся к смерти. Они хотят не столько умереть, сколько прекратить страдания. Немедленная помощь может спасти человека.

4. Самоубийство связано с социально-экономическим положением. Самоубийство охватывает все слои общества, богатых и бедных, не делает различия между расами и национальностями.

5. Все совершающие самоубийство – «сумасшедшие». Почти 90 % взрослых, покончивших с собой, либо страдали психическим расстройством, либо употребляли спиртное и наркотики. Однако большинство психически больных не совершают и не пытаются совершить самоубийство. Не все психически нездоровые люди кончают с собой, но у большинства убивающих себя – одно из психических заболеваний, включая депрессию. Очевидно одно: убивающие себя в момент самоубийства не находятся в здравом состоянии рассудка, их поведение противоречит одному из базовых инстинктов человека – инстинкту самосохранения, хотя все остальное время жизни самоубийцы могли быть вполне адекватными людьми.

6. Угрожающие самоубийством хотят привлечь к себе внимание. В реальности надо принимать всерьез любые слова о самоубийстве, не бывает «случайных» попыток.

7. Большинство самоубийств приходится на праздники. Трагедии круглогодичны, но нередка их «привязка» к социально либо индивидуально значимым для погибшего датам.