Что моё, то моё - [9]

– Или тебе, – резко ответила Ингер Йоханне. – Почему это во что бы то ни стало именно я должна возлагать на себя все обязанности? Всегда!

Он глубоко вдохнул – низкий протяжный свист привёл большие собачьи уши в движение. Кристиане громко засмеялась.

– Забудь об этом, – попросил Исак и чуть кивнул головой. – И что произошло потом?

– Тебе неинтересно.

Исак Ононсен потёр лоб.

– Напротив. Как тебе это в голову пришло? Я внимательно слушал всю эту историю, и мне очень хочется узнать, чем же она закончилась. Что с тобой?

Кристиане заставила собаку улечься на землю, уселась ей на спину, скрестив ноги и зарывшись руками в мягкую шерсть. Удивлённый хозяин стоял неподалёку и с явным беспокойством поглядывал на Исака и Ингер Йоханне.

– Всё в порядке! – крикнул Исак и, не особенно торопясь, подошёл к девочке. – Она с ними одной крови.

– Понятно, – ответил мужчина.

Исак взял дочь на руки, и собака поднялась. Хозяин пристегнул поводок и быстрыми шагами удалился, время от времени поглядывая на них через плечо, будто боялся, что этот странный ребёнок будет его преследовать.

– Ну, рассказывай же, – попросил Исак.

– Дам-ди-ру-рам, – напевала Кристиане.

– Шеф отстранил её, – продолжила Ингер Йоханне. – Он приказал ей отказаться от этой затеи и заняться своим делом. Когда она сказала ему, что ей передали все документы по делу и она их тщательно изучила, он был весьма раздражён. А когда она заявила, что уверена в невиновности Сайера, шеф разозлился. После этого случилось самое… ужасное в этом деле.

Вдруг Кристиане взяла её за руку.

– Мама, – нежно сказала она. – Моя мамочка и я.

– Однажды, когда Альвхильд Софиенберг пришла на работу, она обнаружила, что все документы пропали.

– Как пропали? Совсем?

– Да. Целая стопа томов, как говорит Альвхильд, высотой больше метра. Бесследно исчезли.

– Гуляем, – сказала Кристиане. – Моя мамочка и я.

– И папа, – добавила Ингер Йоханне.

– И что потом?

Исак нахмурился. Сходство между ним и дочерью стало ещё отчётливей: у обоих тонкие черты лица, сросшиеся брови.

– Альвхильд Софиенберг испугалась. Во всяком случае, она больше не докучала своему шефу, потому что скоро узнала, что документы забрали «наверх».

Она обозначила кавычки пальцем в воздухе.

– Через некоторое время по большому секрету ей сообщили, что Акселя Сайера отпустили.

– Как?

– За много лет до конца срока, тихо, не поднимая шума.

Они подошли к большой стоянке у Высшей школы спорта. Машин было мало. Кругом виднелись лужи и глубокие следы шин, заполненные грязной водой. Под тремя большими берёзами стоял старенький «опель-кадет» Ингер Йоханне рядом с «ауди ТТ», принадлежащей Исаку.

– Дай-ка я попробую подытожить, – сказал Исак и поднял ладонь, словно собирался дать клятву. – Всё это произошло в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. Не в девятнадцатом веке. Не во время войны. Тысяча девятьсот шестьдесят пятый – год нашего рождения, когда Норвегия оправилась после войны, государственный аппарат был хорошо организован, а понятие правовой безопасности уже было усвоено населением. И что? Его просто выпустили, без пересмотра дела, оправдания, не реабилитировав? Конечно, это справедливо, когда явно невиновного человека выпускают на свободу, но…

– Именно. Это большая ошибка.

– Папамобиль, – сказала Кристиане и постучала ладошкой по серебряной поверхности машины. – Жукомобиль. Автожукомобиль.

Взрослые засмеялись.

– Ты моё чудо, – проговорила Ингер Йоханне и поправила кепку на голове дочери.

– Где она взяла эту гадость?

– Прекрати, – предупредила Ингер Йоханне. – Ты же знаешь, она надевает то, что ей под руку попало.

Ингер Йоханне выпрямилась. Кристиане присела на корточки в центре большой лужи и снова начала мурлыкать себе под нос.

– По словам тюремного священника, какая-то женщина из Лиллестрёма пришла в полицейское отделение Румерике. Она долго хранила страшную тайну. Её взрослый сын, отстающий в развитии, пришёл домой лишь вечером следующего дня после исчезновения маленькой Хедвиг. Женщина начала его подозревать, когда через некоторое время стало известно о случившемся. Но тогда она в полицию не пошла. Наверное, несложно понять…

Она взглянула на дочку.

– Она заявила об этом, когда её сын умер. Полиция и прокуратура замяли дело. Даму приняли за истеричку. Но тем не менее Акселя Сайера выпустили всего через несколько недель после её заявления. Газеты молчали. Альвхильд так больше никогда ничего нового об этом деле не узнала.

Туман начал рассеиваться, лишь низкие облака плыли вдоль верхушек деревьев на юг. Заморосил нудный дождик. Мокрый английский сеттер крутился вокруг Кристиане, он громко тявкал и бегал за камнями, которые кидала девчушка с радостными криками.

– Но почему Альвхильд Софиенберг об этом рассказала?

– М-м-м? – пожала плечами Ингер Йоханне.

– Я имею в виду, почему она рассказала тебе об этом именно сейчас? Тридцать… тридцать пять лет спустя?

– Потому что в прошлом году, когда она уже была на пенсии, она решила ещё раз покопаться в этом деле. Все эти годы её мучила несправедливость и странности в судьбе Акселя Сайера. Альвхильд Софиенберг связалась с Государственным архивом и Королевским архивом, чтобы получить необходимые документы. Ей ответили, что таких документов нет.