Что гложет Гилберта Грейпа? - [40]
— Есть будешь? — спрашиваю.
Такер вылупился на меня и поражается:
— Как она узнала?
— Я не буду, можешь взять мой сэндвич.
— Всенепременно. — Такер бросается к тарелкам. — Гилберт, твоя сестра типа читает наши мысли. Тебя это не поражает?
— Нет, не поражает.
— Мы как раз говорили об этой залетной пташке, и тут сестрица твоя спускается к нам и показывает, что, мол, в полном курсе…
— Такер, — перебиваю я, — она десять минут стояла у лестницы и подслушивала.
— Да? Как ты догадался?
— По запаху.
— Во дает.
Он принимается обнюхивать сэндвичи. Для щуплого парнишки у него зверский аппетит.
— Врешь ты все. Ты не знал, что она уши греет.
— Я ее лосьон учуял. Кроме шуток. Между прочим, она и сейчас подслушивает.
— Больно надо вас подслушивать! — кричит сверху Эллен.
Такер не знает, что и думать. А я ржу — не могу.
Битый час мы стягиваем, подвинчиваем и закрепляем.
— Долго еще, как думаешь? — спрашиваю я.
— Не от меня зависит.
— А от кого?
— От тебя — насколько быстро ты удовлетворишься.
— Знаешь, — говорю, — я удовлетворюсь очень быстро.
— Знаю. Потому ты и живешь так, как живешь.
Я был бы очень благодарен своей матери, если б она провалилась прямо сейчас и при этом раздавила Такера.
— У тебя, Гилберт, на голове скоро колтун будет. А все потому, что ты не следишь за чистотой своего автомобиля. И крайне редко говоришь «спасибо». Все это подтверждает мои… мое… э-э-э…
— Умозаключение.
— Во-во, умозаключение — о том, что тебя не интересует собственная цельность, собственная…
— Основательность.
— Чего-чего?
— Подходящее слово — «основательность».
— Без тебя знаю! Вот смотри, опять не даешь мне договорить…
Наверху звонит домашний телефон. Хоть бы это меня.
— Не упусти, Такер… не упусти эту мысль.
Слышу, как Эми подходит к лестнице в подвал. Открывает дверь и кричит:
— Гилберт.
— Не потеряй эту мысль, Такер.
Эми держит в руках миску с тестом для печенья.
— Звонил, — говорит, — шериф Фаррелл. Арни залез на водонапорную башню.
Говорю ей: «Я его сниму», потому что снимать его всегда приходится мне. Но, протискиваясь мимо сестры, я запускаю два пальца в миску и отправляю в рот щедрую порцию теста. Эми шлепает меня по руке, но уже поздно.
С грохотом распахиваю дверь, затянутую противомоскитной сеткой, и тем самым извещаю родственниц, что мне уже обрыдло раз за разом снимать Арни с водонапорной башни. Отпускаю дверь, выскакиваю на крыльцо и слышу голос Эми:
— Не надо…
Но дверь хлопает прежде, чем сестра успевает договорить «хлопать дверью».
23
Началось это прошлым летом. Арни обнаружил, что может залезать на водонапорную башню, и теперь делает это при каждом удобном случае.
Когда я подъезжаю, у подножья башни в благоговейном ужасе толпятся горожане и глазеют наверх. Арни свисает с перил, болтаясь на одних руках. Шериф Фаррелл меня поторапливает:
— Не мешкай, сынок. Мне туда всяко не залезть.
Я ору: «Арни!» — и он, дрыгая ногами, роняет ботинок. Водонапорная башня — сооружение высокое: свалишься — и кирдык. Я резво взбираюсь по боковой железной лестнице. Мой брат хихикает — доволен собой до предела. Таких показательных выступлений он еще не устраивал. Наверное, соскучился по мигалкам.
Я поравнялся с братом.
— Гилберт, все смотрят на Арни. Все смотрят на Арни.
— Конечно, — подтверждаю я и втягиваю его на площадку, где безопасно.
Мы начинаем спуск.
На полпути к земле у меня уже язык на плече, джинсы пропотели, а толпа почему-то не спешит расходиться.
Шериф Фаррелл поджидает с ботинком в руке. Когда мы спрыгиваем на землю, я забираю ботинок, надеваю его Арни на ногу, зашнуровываю и затягиваю двойной узел. Докладываю:
— Все в порядке. Я отвезу его домой. Больше такое не повторится.
— Сынок, мы это слышим каждый раз. Но проходит два дня — и вот тебе пожалуйста.
Шериф Фаррелл жует зубочистку; никогда еще зубочистка не выглядела таким грозным оружием.
— Я понимаю, но это, не сомневаюсь, было в последний раз. Правда, дружище?
Оттопырив нижнюю губу, Арни уставился в землю.
— Правда? — С силой сжимаю ему руку.
Арни не шевелится.
— Это повторяется уже в девятый или десятый раз. Я вынужден его задержать. Сам понимаешь.
— Что?
— Мы доставим его в отделение. Снимем отпечатки пальцев. Пусть у нас в аквариуме посидит. Мы предупреждали и тебя, и твою сестру, что в следующий раз вы нам просто не оставите выбора. Следующий раз наступил — не надо изображать удивление.
К моим щекам приливает кровь, сердце колотится.
Я говорю:
— Да ладно!
— Уж извини, сынок.
Я шепчу:
— Он ведь недоразвитый.
Шериф Фаррелл заявляет:
— А как по мне, весьма сообразительный. — И гоняет во рту зубочистку из угла в угол.
Итак, Арни, моего недоумка-брата, который оплакивает каждого убитого своими руками кузнечика, сажают в патрульную машину, чтобы отвезти за решетку. Когда его запихивают на заднее сиденье, я слышу:
— Не забудьте мигалку зажечь и сирену включить. Слышите?
Он машет зевакам, как маршал на параде, и машина отъезжает. Без мигалки и без сирены. Никаких почестей.
Люди глазеют и перешептываются; две девчонки смеются. Это младшие сестренки Тома Кита; от вида их розовых нарядов и пластиковых туфелек меня тошнит. Показываю им «фак». Чья-то мамаша укоряет:
Эксперт по живописи попадает на выставку памяти гениального мексиканского художника Себастьяна Родригеса, наследника искусства Сикейроса и Ороско, но выставка оказывается поминками...
Это сага о нашей жизни с ее скорбями, радостями, надеждами и отчаянием. Это объемная и яркая картина России, переживающей мучительнейшие десятилетия своей истории. Это повествование о людях, в разное время и в разных обстоятельствах совершающих свой нравственный выбор. Это, наконец, книга о трагедии человека, погибающего на пути к правде.Журнальные публикации романа отмечены литературной премией «Венец» 2008 года.
В эту книгу Людмилы Петрушевской включено как новое — повесть "Город Света", — так и самое известное из ее волшебных историй. Странность, фантасмагоричность книги довершается еще и тем, что все здесь заканчивается хорошо. И автор в который раз повторяет, что в жизни очень много смешного, теплого и даже великого, особенно когда речь идет о любви.
В основе новой книги прозы — роман «Последний магог», развернутая метафора на тему избранничества и изгнанничества, памяти и забвения, своих и чужих, Востока и Запада, страны Магог и страны Огон. Квазибиблейский мир романа подчеркнуто антиисторичен, хотя сквозь ткань романа брезжат самые остросовременные темы — неискоренимые мифы о «маленькой победоносной войне», «вставании с колен», «расовом и национальном превосходстве», «историческом возмездии». Роман отличает оригинальный сюжет, стилистическое разнообразие и увлекательность повествования.
Масахико Симада – экстравагантный выдумщик и стилист-виртуоз, один из лидеров «новой волны» японской литературы, любящий и умеющий дерзко нарушать литературные табу. Окончил русское отделение Токийского университета, ныне – профессор крупнейшего университета Хосэй, председатель Японского союза литераторов. Автор почти полусотни романов, рассказов, эссе, пьес, лауреат престижнейших премий Номы и Идзуми Кёка, он все больше ездит по миру в поисках новых ощущений, снимается в кино и ставит спектакли.«Красивые души» – вторая часть трилогии о запретной любви, в которую вошли также романы «Хозяин кометы» и «Любовь на Итурупе».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».
Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.
Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!