Чистилище - [6]

Яша купил бутылку водки для дядь Володей и вместе с ними тоже выпил пару стопок. А после, ободренный совместным распитием, пошел звонить по телефону девочке Вике с третьего этажа, которая, встретившись с ним во дворе, глазками стрельнула, реснички опустила: «Привет, Яник».

Телефон-автомат был в двух кварталах от их дома, однако не звонить же в дверь квартиры, чтобы свидание назначить, «свиху кинуть»?!

Яша что-то такое экать-мэкать про кино стал, но услыхал:

— Хорошо, Галя, раз мы на пляж поедем с твоим папой, я присоединюсь. Значит, на остановке, под часами в пол десятого? Целую!

Ближайший пляж очень морского города не очень был хорош. Когда-то там была свалка мельничного комбината. И, как ни старались, сколько песку ни завозили, прибой все выворачивал пшеничную и прочую другую шелуху. Кроме того, неподалеку в море частенько промывали трюмы танкера, одаривая ласковые волны коричневыми комьями мазута. Но рядом с пляжем были сизые скалы, прогретые горячим солнцем. Меж скалами, в песке, щедро росла другиня всех пустынь верблюжья колючка и было множество укромных уголков. Там и разделись молодые. Без платья Вика оказалась намного взрослей и не худышкой вовсе, особенно пониже талии. А ноги… Яша не слышал ничего о хорошо известных женолюбам прошлого «трех О»: повыше щиколоток, повыше икр и еще повыше, — но он увидел их и, может быть, скорее «лодочками» назвал бы, если б ему нужны были слова. Если бы он в ту минуту их нашел! Сквозь эти «лодочки» лучило свой свет солнце!..

— Пошли купаться!

Похоже, Вика тоже не была разочарована внешними данными своего Адама. Особо ее взволновала темная поросль на Яшиной груди. В полупрозрачной зелени воды они, нырнув, пытались целоваться, руками обнимались и ногами. А когда пришло время выходить на берег, оказалось, что Яше ниже пояса не очень-то удобно показываться из воды. Вика хихикала визгливо.

— Ну выходи! Иди, а я загорожу тебя от пляжа.

Начатое в воде на суше, разумеется, продолжилось. И, если бы не Яшина неловкость, нерешительность да слишком уж колючая колючка, кто знает, чем бы это кончилось? Хотя скорей как раз наоборот — все знают чем! Девочкин шепоток задышливый: «Нет, только не туда…» — конечно, ничего не изменил бы. И в Яшином рассказе училищным друзьям при встрече после отпуска именно так оно и было. Впрочем, большого впечатления это не произвело. Саша лишь улыбался, слушая, кивал.

Аслан сказал:

— Смотры-ы, у нэе пузо нэ получится? Ты меры прынимал?

Вот здесь-то Яша вдруг, наследственно пушистыми ресницами захлопав, с искренним удивлением первооткрывателя прочувствовал прямую связь между своей сладко-щекотной тягой к девочкам и нужной ему примерно, как субботник или же комсомольское собрание, общественной задачей воспроизводства рода человечьего. «Ой, дурят нас! Ой, ду-урят!..» — было чувство. Яша весь день ходил под впечатлением.

А поздно вечером, при слабом свете голубого огонька над столиком ночного охранялы, Саша, обычно сдержанный, разговорился, рассказал полушепотом, как они с отцом на своей «Волге» в Крым поехали. «Папа хотел, чтоб я машину сам вел на серпантине, чтоб на обгоны шел. А мне весь год хотелось с мамой в Вологду. Там — Русь, прохладно, а здесь — жара. Привыкнуть не могу… Маму интересуют фрески в храмах. Она училась в Суриковке, когда отец при Академии Жуковского… Он обязательно в военное училище меня хотел отдать. Но там же после десятилетки. А если б я окончил школу, то мы бы с мамой… Я в университет бы, на истфак… И ничего уже он с нами не сумел бы… Поэтому после восьмого класса он сюда меня…»

Яша не ведал, что такое «серпантин», «Суриковка» и чем плохо моручилище, но слушал, не перебивая, примеривал к себе «на „Волге“ с папой в Крым»… Вздохнул, сказал недобро:

— Давай-ка спать.

— А?.. Почему? Ну ладно, спокойной ночи.

Утром, во время общего паломничества в гальюны, при взгляде на гололобых первокурсников дошло внезапно, что уже есть теперь кто-то ниже тебя, неопытней, растерянный и уязвимый. Вот мелочь, кажется, а все-таки приятно!

Во всяком запертом сообществе моды и поветрия легко распространяются. Татуировочная эпидемия на свежих первокурсников обрушилась. А свеженькие второкурсники охотно поделились опытом: «…берется туш и три иголочки…» Кто-то чуть заражение крови ни схватил, рука вздулась подушкой! Поднялся шум.

Всевидящий кап-три однажды, встретив Яшу в коридоре, подозвал, на руку покосился.

— Ну Фишман, Фишман, ты же умнее должен быть. — Курсант насупленно молчал. — Не хочешь быть умней других? — И хмыкнул зампострой довольно дружелюбно: — Ну что же… Сам смотри-и…

Так на второй круг взошла и по накатанному покатилась училищная жизнь. Как-то и легче стало, и трудней. Конечно, легче — ведь привычней. Ну а трудней — учебные нагрузки увеличились. Предметы новые: «Двигатели внутреннего сгорания» — ДВС, ТУК — «Теория устройства корабля» и «Приводы механизмов палубных орудий». Ведь выпускают младшими лейтенантами запаса первой категории. А еще — караул на главном подъезде. Салагам-первокурсникам рано туда. Четвертый курс — аристократы, выпускники, у них впереди — дипломная работа, госэкзамены. А третий курс и второкурсники — к подъезду. Повязка сине-белая на рукаве и боцманская дудка на груди вместо оружия: стрелять не станешь из нее, но свистнуть в случае чего — получится. Саша попробовал однажды — уши сверлит! Правда, ему наряд влепить пообещал зампострой.