Чистая кровь - [21]

Когда я вылез с дороги к пещерам на нашу улицу, под родительской усадьбой — я уже еле полз, проходя, быть может, километр в час, если не меньше.

Оставшиеся шестьдесят метров по вертикали (и полтора километра по горизонтали) я шёл едва ли не с закрытыми глазами, пытаясь справиться с болью, прошивавшей меня от левой пятки до крестца и выше на каждом шаге, как будто электрическим разрядом.

Свалился я уже в кухне. О том, чтобы дойти до своей комнаты, не было и речи. Я только успел вытащить из аптечки горсть таблеток панадола, налить полный стакан ракии и принять и то, и другое.

По счастью, в кухне есть пара диванчиков, где можно даже вытянуться. Что я и сделал в конце концов, с трудом выпроставшись из верхней одежды (что заняло у меня не меньше получаса; я сдирал с себя вещи едва ли не с плачем) и накрывшись от холода старым толстым пледом.

Кажется, я ко всему ещё и простудился.

Я чутко дремал, прижавшись спиной к стене, во тьме холодной кухни, когда мимо меня к выходу, крадучись, проскользнули дед с дядей Такисом, одетые в древние клеёнчатые плащи, архаичные конические шляпы, и волокущие три баула.

Один из баулов звякал и лязгал железом и камнем. Второй — мелодично отзванивал бронзой.

Третий шевелился и издавал безутешный детский плач, который мне уже случалось слышать здесь, в родном доме.

Я решил, что лучше бы мне не подавать признаков жизни и вообще не думать о том, что происходит. У деда с Такисом свои дела. А я слишком плохо себя чувствую и слишком хочу спать, чтобы разувать глаза и разбираться.

Я снова заснул, и спал как убитый, не видя ни прежних германских снов, ни здешних ужасов. Только под самое утро, когда, кажется, было ещё темно, мне снова приснилось что-то жуткое про убийство. Лейтмотивом была в этот раз обида на обман: мне будто бы подсунули что-то несвежее, не то протухшее, не то вообще несъедобное, под видом нормальной еды.

И я опять бил, месил и дробил.

15

Я проснулся рано утром. Спина болеть перестала, только ныла немного нога. За окнами выл ветер, в стёкла лупил дождь. Грохот шторма был слышен как на берегу.

В кухне было холодно; из очага по-прежнему сильно пахло пеплом и застывшим жиром. Я щёлкнул выключателем: на антикварных часах было половина пятого. С трудом нашёл свою верхнюю одежду. Оказалось, я запихал её под диван.

Ёжась от холода, я, как был, в одних трусах, держа ком ещё влажной одежды в руках, кончиками пальцев придерживая невысохшие кеды, прошлёпал ногами в холодных мокрых носках по холодному каменному полу и шершавой деревянной лестнице — к себе в комнату. Посетил санузел, где растёрся сухим банным полотенцем: ждать, пока бойлер нагреет тёплую воду, чтобы принять душ, было совершенно невыносимо.

Выпил ещё обезболивающего, на этот раз из своих немецких запасов. И завалился спать в чистую, хрустящую крахмальным бельём (наверное, мама позаботилась) постель.

Когда я проснулся снова, было уже светло. Условно, потому что за окном продолжала бушевать стихия, а тёмно-синие, почти чёрные облака, казалось, скребли нашу крышу. Шторм так и не утих, продолжая ритмично грохотать волнами о скалы, пляж и волнолом порта. В это время года может и три дня подряд штормить.

Я по-прежнему чувствовал себя, если можно так сказать, простудно. Поэтому решил, что сегодня вообще никуда не пойду. Хватит с меня приключений. Дома, по крайней мере, тепло.

Правда, можно напороться на деда, но если не выходить из комнаты…

Поесть вот только надо.

Я прокрался на кухню. Судя по часам, я проспал не только завтрак, но и обед. Странно, что меня не хватились и не разбудили.

Дом был странно пуст: мне не попались на глаза не только дед, но и мать. Да и Алекси куда-то запропастился.

Племянники-то, понятное дело, по своим подростковым делам бегают. Младшие женщины у себя по домам, тут же, в усадьбе — но по отдельности.

Не моё дело.

Пришлось есть всё холодное и давиться нашим национальным напитком фраппе: растворимым кофе, разболтанным в холодной воде. Отвык я от него, а в детстве любил — конечно, не зимой, а в жару, когда его пьют со льдом.

От греха забрал хлеб, нож, доску, сыр и ветчину к себе в комнату. В руках поместилась ещё бутылка "Метаксы". По моей простуде сейчас крепкого как раз хорошо.

За окном под постепенно утихающим ливнем на автостоянке жалкой кучкой толпились вокруг чемоданов немцы. Потом подъехал автобус, куда они суетливо загрузились, с трудом втащив заметно тяжелый плоский прямоугольный свёрток: всё-таки увозят пресловутую плиту. Чаша, видимо, тоже была где-то среди багажа. Ну ещё бы, хоть какие-то результаты должны же показать…

Пожевал хлеба с сыром и ветчиной, запил "Метаксой", хорошо так, с полбутылки примерно, и завалился на кровать сибаритствовать с планшетом и случайно попавшимся на глаза детективным сериалом.

Недёшево, конечно, в роуминге, да плевать. Могу себе позволить.

То ли американцы научились делать скучные детективы, то ли я себя плохо чувствовал, но заснул я, не досмотрев и половины. Спроси меня потом, про что это было — я не отвечу.

Хорошо, успел выключить фильм перед тем, как отключиться: было бы обидно платить за то, что не потребил.