«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) - [98]

.

Попытки реставрации национальных казахских государственных и правовых институтов во время восстания 1916 г., таким образом, оказались кратковременными и в значительной степени анахроничными. А вскоре реваншистский характер восстания также утратил актуальность в связи с изменившейся ситуацией: после революций в России часть казахов выступила за создание казахской национальной автономии (Алаш-Орда), другая же взяла курс на сближение с большевиками. В 1918–1920 гг. в Казахстане была установлена советская власть, соответственно, начала устанавливаться система советского права, которое в ещё меньшей степени, чем российское имперское право, оказалось способным сосуществовать с традиционным правом казахов — не говоря уж о «чингизовом праве».

Заключение

В настоящей книге мы постарались сформировать общее представление о «чингизовом праве», его источниках, прерогативах его основных носителей — потомков Чингис-хана, проследить эволюцию наиболее значительных институтов этой правовой системы, а также — его судьбу в отдельных чингизидских и постчингизидских государствах.

Мы не ставили целью «восстановить» структуру и содержание «чингизова права», да это в принципе и не представляется возможным, поскольку этот термин означал куда больше, чем какой-либо нормативный акт, их совокупность или даже глобальную кодификацию — в качестве каковой многие авторы пытаются представить Великую Ясу Чингис-хана. «Чингизово право», по сути, являлось сложным и комплексным явлением, охватывавшим различные аспекты политической, правовой, экономической жизни, а также отражавшим политическое и правовое сознание монархов из рода Чингис-хана, их преемников и их подданных.

Также было бы ошибкой рассматривать «чингизово право» как некое статичное явление: безусловно, в разное время различные его элементы, институты, нормы, принципы, источники имели разное распространение, одни сменяли и вытесняли другие, некоторые из них трансформировались под влиянием местных политико-правовых традиций, религиозных, экономических международных факторов. Поэтому можно говорить о сохранении некоей центральной идеи «чингизизма», которая могла бы быть сведена к следующим постулатам:

1) институт ханской власти, монополия которой принадлежит потомкам Чингис-хана (в крайнем случае — по женской линии);

2) верховный правитель — хан, имеет законотворческую прерогативу и издаёт указы-ярлыки, обладающие высшей юридической силой, но при этом не противоречащие базовой политико-правовой традиции, имперскому правопорядку (собственно — «Великая Яса»);

3) власть хана ограничена семейным советом и курултаем, которые вправе участвовать в принятии важнейших решений и выбирать хана после смерти предыдущего;

4) в ведении хана и его сановников находится сбор налогов, которые затем поступают в ханскую казну и перераспределяются между представителями правящей верхушки в соответствии с их местом в государственной иерархии;

5) религиозная толерантность, которая выражается не только в покровительстве представителям всех религий, которые являются ханскими подданными, но и в том, что никакие религиозные предписания не могут быть выше государственного законодательства;

6) сохранение административно-территориального устройства в виде десятичной системы, централизация власти, предоставление значительных прав органам местного самоуправления, которое основывается на религиозных и национальных традициях населения отдельных местностей;

7) регулярное обновление законодательства, правовых норм и принципов с учётом политической ситуации, развития международных связей и др.

Конечно, этот перечень неполон и, возможно, не для всех этапов истории чингизидских и постчингизидских государств актуален. Иногда некоторые из этих принципов могли игнорироваться и не действовать. Однако в целом они оставались достаточно живучими по той причине, что «чингизово право» возникло не на пустом месте и не «с нуля»: оно стало результатом систематизации ранее действовавших правовых традиций, комбинирования норм и принципов права различных государств и народов, из которых Чингизиды взяли наиболее эффективные нормативные предписания и инкорпорировали в собственную правовую систему. Тот факт, что эти нормы и в самом деле были эффективны и учитывали своеобразие эпохи, региона, народа и др., красноречиво подтверждается тем, что отдельные институты «чингизова права» надолго пережили чингизидскую государственность и применялись даже в тех странах, которые не были напрямую связаны с наследием Чингизидов — на Кавказе, в Иране, в Османской империи и т. д.

Настоящая книга представляет собой лишь первую попытку комплексного анализа «чингизова права». Естественно, далеко не все источники, институты и уж тем более нормы его оказались раскрыты. Намного больше внимания можно было бы уделить изучению чингизидских институтов в отдельных государствах. Хочется надеяться, что настоящая работа сможет послужить своего рода отправной точкой для таких исследований и позволит продолжить изучение «чингизова права», которое является общим наследием тюркских и монгольских народов Евразии.