Чингиз-хан - [59]

Когда мы вспоминаем, с какой поспешностью и настойчивостью требовал Чингиз-хан возвращения к нему других армий, становится ясно, что он не хотел идти к Бамиану, не получив заблаговременно подкреплений из Хорезма и Хорасана. Находясь гораздо ближе других, Туле, вероятно, прибыл к нему первым, войска монголов, взявшие Ургенч, присоединились к Чингиз-хану уже после того, как поход на Бамиан начался. Следующим важным событием была битва на Инде. Бамиан, должно быть, пал в августе или сентябре, и если мы примем во внимание быстроту последовавшей за его падением погони, то для времени битвы на Инде у нас не останется иного выбора, кроме сентября или начала октября 1221 года. И в самом деле, преследование Джелаль эд-Дина едва ли могло продолжаться дольше, ведь известно, что перевалы и горные дороги между Газни и рекой Инд полностью блокируются снегом на зиму, длящуюся в этих местах с середины ноября по март. Точно так же и горные перевалы и тропы Гиндукуша уже в октябре засыпаны снегом. Исключение составляет лишь перевал Хавак, которым и мог воспользоваться Джагатай, когда в феврале шел от Первана (Парвана) на север восстанавливать мост через Аму-Дарью. Хронологией этого периода монгольских походов нас обеспечивает китайский источник особой важности. Он дает нам дату, которая сама по себе может служить краеугольным камнем всей хронологии описываемых событий.

Речь идет о даосе Чан Чуне. Чан Чунь видел полное затмение солнца 23 мая 1221 года, и если мы попытаемся установить местоположение китайца в это время, то окажется, что он приблизительно находился на 48° северной широты и 114’ восточной долготы, и весь маршрут его путешествия может быть легко нанесен на карту. К тому же и астрономия вполне подтвердила эту дату. Если верить Чан Чуню, Джагатай вернулся ремонтировать мост на Аму-Дарье[26] в феврале 1222 года. В это время Чингиз-хан вовсе не торопился возвращаться назад к Гиндукушу. Он долго стоял у стен Пешавара, а потом, не торопясь, пошел назад через Хайберский перевал в окрестности Кабула. Если допустить, что Джагатай некоторое время был с ним, у нас получится пять месяцев с момента ухода из Бамиана до того момента, когда Джагатай направился от Кабула на север на ремонт моста. Таксе промедление кажется вполне понятным, если учесть, что была зима и против монголов уже не действовал никакой серьезный враг.

Последующие боевые операции — поход Бала Нойона в Пенджаб и поход Джагатая через Белуджистан в Тез (Тис), окончательное уничтожение Герата, таким образом, должны быть отнесены к 1222 году. Правда, хронология Чан Чуня расходится с хронологией монгольских, китайских и персидских авторов, но дата солнечного затмения, описанного им, окончательна, несомненна и пересмотру не подлежит.

Например, по д’Оссону, Бала Нойон был послан в погоню за Джелаль эд-Дином на следующий день после битвы на берегу Инда, которая, как думает д’Оссон, произошла в декабре; еще он уверенно говорит о том, что страшная жара вынудила Бала Нойона вернуться. Если мы примем последний факт за совершенно достоверный, то получится, что поход Бала Нойона проходил в самое жаркое время года этих мест — между серединой апреля и серединой сентября, а не зимой и ранней весной, как было бы, согласись мы с датой, которую д’Оссон сам дает битве на Инде.

Датировка похода Джагатая должна быть сходной. Если Джагатай начал поход по Белуджистану, вернувшись с берегов Аму-Дарьи, получится, что он стоял лагерем близ Теза летом 1222 года.

Если допустить, что он двинулся в Белуджистан сразу после битвы при Инде, получится, что он был в Мекране вовсе не летом, а зимой. Но против этого говорит заметка из дневника Чан Чуня, о том, что Джагатай, без всякого сомнения, был на берегах Аму-Дарьи. И это утверждение никоим образом нельзя сбросить со счетов или опровергнуть, а кроме того, известно (и всеми авторами повторяется), что Джагатай потерял многих своих людей от палящей летней жары, особенно жестокой в горах Мекрана и Белуджистана. И еще, известно, что Джелаль эд-Дин бежал в Дели и не было никакой необходимости сразу после его разгрома направлять в Белуджистан монгольские силы, которые должны были бы помешать врагу пробраться из Индии в Иран через районы Белуджистана. Чингиз-хан начал этого опасаться позже, уже к концу весны 1222 года.

Окончательное взятие Герата, вероятнее всего, произошло 14 июня 1222 года (по Ховорсу). Если осада длилась шесть месяцев, она должна была начаться в январе. Если предположить, что монгольское войско достигло Герата за 4–6 недель, получится, что оно вышла из Кабула в декабре 1221 года. Если битва на Инде произошла в конце сентября 1221 года, Чингиз-хан едва ли рискнул бы отправить такое большое войско, прежде чем удостоверился, что не подвергнется неожиданному нападению возможного врага.

Когда Чан Чунь в мае 1222 года посетил его в Афганистане, силы, бывшие к тому времени под рукой Великого хана, были достаточно невелики. 70 000 человек осаждали Герат, 20 000 во главе с Бала Нойоном находились в Пенджабе, 20 000 увел Джагатай в Белуджистан, 20 000 под командованием Джэбэ и Субудая ушли далеко на запад. Несомненно, армия, осаждавшая Герат, включала рабочих и пленных, так что число воинов в ней не превышало 30–40 тысяч человек. Еще одно «вычитание» касается Джучи: он увел с собой из общего войска монголов от 15 до 20 тысяч человек. Не забудем и о потерях армии Чингиз-хана, вызванных осадой Ургенча, поражением Кутуку (Хутаху) у Первана, наконец битвой на Инде. Помимо этого были и текущие потери, связанные с пребыванием воинов-завоевателей в чужих, враждебных им странах. Если мы оценим потери при осаде и взятии Ургенча в 10 000 человек, потери у Первана — в 12 000, на Инде — в 5000, то получится цифра 27 000 одних только убитых в сражениях.