Чинара - [2]

- Мы с ним уже три года как разошлись, - равнодушным тоном, словно о чем-то постороннем и неважном для нее, ответила Арина, разглядывая себя, давнюю и молодую, на поблекших фотографиях и тихо улыбаясь им. - Он, мам, за длинным рублем погнался... Рыбачил на корабле, ну и сошелся там с буфетчицей. Я узнала, за чемодан - и деру от него...

- Ты мне писала, - вздохнула мать.

- Я, мам, гордая. Измены не потерплю.

Арина сняла со стены цветную фотографию, сдула с нее пыль. Стояла она у сосны в нарядном платье, в белых туфлях и в шляпке; стояла не одна - с молодым, могучего роста мужчиной, который держал ее за руку и, дерзко подняв литой подбородок боксера, с вызовом глядел прямо перед собой чернявый, как цыган, самоуверенный и сильный. Хоть Арина сама не маленького роста, однако едва доходила ему до плеча, в сравнении с ним выглядела хрупкой девочкой-подростком.

Подержав фотографию в руках, она чему-то грустно и язвительно улыбнулась, отогнула на рамке гвозди, вынула из-под стекла карточку, быстро разорвала ее на мелкие части и выбросила в лохань.

- Зачем? - только и успела произнести Климиха, глядя, как на воде расходятся кусочки фотографии, не раз дарившей ей молчаливую радость в долгие вечера одиночества.

- Из сердца вон - с глаз долой.

- Хоть бы себя отрезала. Ты красивая там.

- У меня другие есть, - утешила ее Арина.

Потом она достала из чемодана шелковый, в пышных и ярких розах платок, простроченный по краям двумя золотыми нитками. Накинула на плечи матери, радостно залюбовалась ею.

- Мой подарок.

Платок этот Арина покупала для себя, но скоро он вышел из моды слишком горячие и броские были на нем цветы, и она упрятала его на дно чемодана, авось когданибудь пригодится.

- Красивый, мам?

Климиха завороженно, без слов любовалась платком, разглядывала его на свет и разглаживала на плечах, глаза ее при этом слезились - от счастья, от нахлынувшей благодарности к дочери. Но и что-то беспокойное, болезненное мелькало в них. Арина с волнением следила за выражением ее лица.

- И сколько он стоит? - переходя на шепот, спросила мать.

- Уже не помню. Давно купила.

- Продать бы его, - сказала Климиха, странно оживляясь. - Он дорогой, за него можно большой дом в селе выменять. А ты думала!

Арина взглянула на мать и замерла. Между тем лицо у матери становилось чужим, вдохновенно-далеким. Климиха опять залюбовалась платком, по-детски ясно улыбнулась и заговорщически подмигнула:

- Красное по черным точечкам! Схороним его.

- Мам... - цепенея от мелькнувшей догадки, одними губами пошевелила Арина. - Это ж обыкновенный платок.

- Э! - Климиха многозначительно повела в воздухе указательным пальцем. - Ты сама ему цены не знаешь.

А я по нитке вижу. Нитка-то дорогая.

Арина не знала, как ей вести себя, звать ли соседей или молча, не двигаясь, дожидаться чего-то. Пока она скиталась по свету в поисках лучшей доли, мать успела состариться; постоянное одиночество подточило ее здоровье.

"Вот мне наказание за все!" - думала Арина.

- Схороним его, - твердила Климиха и почему-то оглядывалась на дверь.

Но тут она запнулась, как бы упустив нить речи, и долго молчала, уставившись себе под ноги. Затем подняла на Арину глаза, медленно поднесла ко лбу темную, в синих прожилках руку, что-то вспоминая.

- В висках шумит, - с недоумением проговорила она. - А ты все сидишь и слушаешь старую дуру.-Речь ее становилась трезвее, осмысленнее. - Я тебе много койчего наговорю, я теперь говорливая... А ты, Арина, одергивай меня. Околесицу начну нести, ты меня и одерни.

Стара, забываюсь уже... А за платок спасибо. Буду носить его по праздникам, девкам на загляденье.

Арина с недоверием вслушивалась в ее переменившийся, разумный голос и все еще мало верила, что мать вновь при ясном уме и что внезапный приступ болезни схлынул.

- Что так глядишь на меня? - обиженно спросила Климиха. - Доживешь до моих лет - поймешь... Хоть бы о себе рассказала матери.

- Не знаю, что и рассказывать, - в растерянности отозвалась Арина. - И давно это у вас, мам?

- С головой? Лет пять уже.

Помолчали. Арина сняла с онемевших ног узкие лакированные туфли, сунула их под кровать.

- Такое, как нонче, редко у меня случается, - заговорила Климиха, повязываясь шелковым платком. - Только когда дюже перенервничаю. А вот с памятью прямо беда. - Она скорбно вздохнула и скрестила на коленях крупные руки. - Прохудилась память, все забываю. В гости к соседке потепаю, на одной ноге опорок, на другой сапог. А то кофту у кого-нибудь забуду. Ищу ее, треклятую, ищу, пока добрые люди не принесут. Вот до чего дожила... Иной раз, веришь, Аринка, пообедать забываю.

Засосет в животе, тошнотой проймет, аж тогда вспомню, что целый день колготюсь не емши. А бывает, встрену куму Апроську, да и забуду, как звать ее. Оно вроде пустяк, что выветрилось из головы. А мне обязательно нужно вспомнить. Стою толкую с кумой, а сама все думаю:

ну как ее звать, лахудру? Одно мучение, Аринка, не дай бог никому.

- Вы, мам, поменьше думайте, - сказала Арина. - Поживите спокойно.

- Да мне и кума говорит: чего, мол, зря убиваться?

Ну забыла что, и шут с ним, само когда-нибудь на ум придет. Я бы и рада не вспоминать, да не могу... Моченьки нету.