Четырех царей слуга - [20]

Однако присутствовавшие при разговоре шотландцы-дворяне не хотели так просто расставаться с частью своей добычи, которая должна была, по их мнению, дорого стоить. То есть за шляхтянку можно было получить хороший выкуп, если её родственником был сам магнат Корицкий. Один из них шепнул слуге пана, что девица им досталась взамен доли в богатой добыче и что, расставшись с нею, они оказываются в немалом убытке. Слуга стремглав кинулся в дом.

Через несколько минут из него вышел сам пан Корицкий и с улыбкой подал всё ещё стоявшему на том же месте спасителю десять дукатов со словами:

   — Я узнал, что она принадлежит вам в счёт вашей доли в добыче, посему извольте это принять. Надеюсь, что теперь вы будете вознаграждены за ваш поступок с лихвой.

Несколько обескураженный корнет не потерял головы при виде этих немалых денег и, памятуя о возможной каре военно-полевого суда, со всей изысканностью дворянина стал отказываться. Впрочем, пан Корицкий на том и не настаивал.

При этом разговоре спасённая Патриком шляхтянка молчаливо стояла в дверях дома, больше напоминавшего маленький дворец или крепость, поскольку его с улицы охранял с десяток вооружённых панских слуг. Вслед за паном Корицким из дома вышли несколько знатных полек и спросили корнета:

   — Пан офицер, мы много наслышаны о вашей доблести в лесу. Позволите ли вы нам теперь увести в дом нашу бедную родственницу?

   — Да, ясновельможные пани. Если, разумеется, ей будет это угодно. Надеюсь, что в этом доме она будет в большей безопасности, чем в отцовском поместье, уже разграбленном голодными солдатами.

   — Благодарим вас, благородный шляхтич.

Можно ещё добавить, что шотландец был так растроган разговором с магнатом Корицким и его женщинами, что в тот же вечер сделал шляхтянке дорогой подарок. Он передал ей через слугу всю женскую одежду, которая досталась ему в последние дни при разделе награбленного в панских усадьбах.

Таким редким поступком лихого ландскнехта был тронут даже сам ясновельможный пан Корицкий. В расстроенных чувствах он дал гордоновскому слуге за труды целый дукат. Тот в своём кармане никогда ещё не имел таких денег...

Однако судьба уже через несколько дней вознаградила материально добропорядочного католика. Вместе с кавалеристом Джеймсом Элфинстоном, человеком тоже довольно знатного рода, они поймали в поле польского крестьянина, и тот под угрозой смерти рассказал им, где жители местечка Боцек прячут от шведов своих лошадей. Поляки, хотя и были вооружены, при виде внезапно появившихся всадников бросились в чащу, бросив на произвол судьбы охраняемый ими табун почти в сотню голов. Шотландцы отобрали из него столько лошадей, сколько могли увести, и поспешили с добычей в армейский лагерь. На удивление, конокрадов никто не преследовал.

Возвратившись в лагерь, Патрик узнал довольно печальную для него и всей лейб-роты новость. Их заступник и доброжелатель фельдмаршал Роберт Дуглас получил королевский указ ехать в Швецию и там действовать против датской армии. Вслед за ним вскоре в Стокгольм из Польши отправился и король Карл X.

Это повергло дворян-шотландцев в замешательство. Можно было без большого труда догадаться, что теперь шведская армия осядет в польских городах гарнизонами и о вольной походной жизни можно было забыть. К тому же они теряли могущественного покровителя, поскольку в королевской армии шведы и немцы-наёмники шотландцев откровенно не жаловали. Лучшим свидетельством тому были постоянные драки, дуэли офицеров и многие раненые. Корнет был непременным участником всех свар, в которые были втянуты его ротные товарищи.

Лейб-рота, говоря современным языком, замитинговала. И было от чего. Гордон, выгодно отличавшийся от других благоразумием, предложил:

   — Друзья! Я предлагаю подать петицию его королевскому величеству, чтобы он разрешил фельдмаршалу взять нас с собой и в Швецию как своих верных и испытанных телохранителей. Согласны ли вы все подписать такую петицию?

   — Согласны! Ну и голова у тебя, Гордон.

Прошение было составлено и написано корнетом, поскольку большинство ротных офицеров знали только счёт до сотни да с трудом могли объясняться на двух-трёх, а то и четырёх языках. При посредничестве фельдмаршала Густава Отто Стенбока петиция шотландской наёмной роты была передана на утверждение королю. Но Карл Густав отклонил её. Он не любил в армии никаких прошений.

Однако настойчивые шотландские дворяне не угомонились. Для ходатайства перед его королевским величеством они выбрали четырёх делегатов, в том числе и автора злополучной петиции. Они застали короля прогуливавшимся перед своей каретой и, спешившись, с поклонами начали разговор:

   — Ваше королевское величество! Мы коленопреклонённо стоим перед вами, чтобы изложить прошение всей нашей лейб-роты, чья доблесть во имя величия Швеции хорошо вам известна.

   — А, опять это вы, шотландские дворяне. Но я ведь уже дал вам через фельдмаршала графа Стенбока свой ответ. Разве этого вам недостаточно, господа офицеры?

   — Ответ вашего королевского величества лейб-рота получила. Но у нас есть причины, чтобы настаивать на нашей петиции.