Четырех царей слуга - [18]

— У этих венгров нет ни капли порядочности и чести. Они, как подлые воры, скрыли самую богатую часть добычи. Разве можно после такого доверять таким союзникам? Они хуже гетманских казаков, которых так не любит панство...

Через несколько дней Патрик стал свидетелем того, как на войне шведский король Карл X Густав наводил порядок в собственной наёмной роте. Дело обстояло так. Шотландцы из лейб-роты разграбили ещё одну усадьбу Сапегов и привезли оттуда в свой лагерь на продажу двадцать бочек вина и пива. Выручка оказалась такой большой, что корнет Гордон купил себе нового коня.

Граф Якоб Делагарди и подполковник Подкамер, знавшие о том, что Ян Сапега склонен к союзничеству со шведским королём, донесли о том монарху-полководцу. Он приказал вызвать к себе ротных офицеров во главе с ротмистром шотландских наёмных дворян:

   — Вы забыли, господа офицеры, что такое дисциплина в армии. Разве вы не слышали, что Ян Сапега готов стать нашим союзником? А вы очистили все его винные подвалы. Наглецы!..

Ротмистр шотландской лейб-роты попытался было оправдать себя и своих людей:

   — Ваше величество, лейб-рота здесь ни при чём. От пойманного польского холопа мы узнали, что в усадьбе укрылся вражеский отряд. Вот мы и выгнали его оттуда. Винный подвал показал нам служка Сапеги, мы не искали таких трофеев.

   — Что вы несёте, ротмистр! Граф Делагарди ещё вчера мне доложил, что в округе на дюжину миль вся шляхта попряталась по болотам. А вы говорите о целом отряде.

   — Ваше королевское величество, дворяне из лейб-роты не виновны ни в чём. Клянусь честью офицера вашего величества!

   — А как же пан Сапега? Пожелает ли он после такого быть мне союзником хоть на год?!

Разъярённый Карл выхватил из драгоценных ножен небольшую шпагу и перед строем офицеров-шотландцев стал осыпать ротмистра ударами по плечам. Но поскольку монарх был в неописуемой ярости, то шпага дважды пришлась по непокрытой голове безропотно стоявшего навытяжку ротмистра и рассекла её. После этого главный виновный под стражей был направлен к генерал-гевальтигеру, или главному профосу шведской армии.

Ротмистра от самого сурового наказания спасло то обстоятельство, что в тот день Датское королевство объявило войну Швеции и король приказал своей армии немедленно выступать. Позже стало известно, что Карл Густав, похоже, сожалел о своём поступке. Он совсем не собирался «обижать» целую роту доблестных шотландских наёмников.

Тот случай стал для корнета наукой. Он воочию убедился в том, что никакого монарха ни в коем случае нельзя гневать. Поэтому во всех последующих встречах с любыми коронованными особами он относился к ним с подчёркнутой почтительностью. В чём сильно преуспел не без немалой пользы для себя.

Шотландский дворянин, воспитанный родителями и иезуитами в коллегии в духе строгого католицизма, на той войне, будучи обыкновенным наёмником, был способен и на благородство. Так, когда шведская армия встала походным лагерем для отдыха на несколько дней, с ним произошёл следующий случай.

Ландскнехты на стоянке разъехались небольшими отрядами по округе в поисках провианта, фуража и прочих «военных трофеев». Шотландцам повезло — они наткнулись на панскую усадьбу, в которой ещё не побывали шведские мародёры. Сбыв свою поживу в войсках, Патрик и ещё семеро шотландцев снова отправились по дороге на Дрогичин и за два дня пути не нашли ничего достойного перевозки.

К вечеру они оказались в густом заболоченном лесу и по протоптанной тропе вышли на отряд своих, кои только что набрели на несколько подвод, полных разного домашнего скарба и припасов — шляхта с домочадцами при их появлении разбежалась по лесам и болотам. Их было человек 30 или 40, все финны из полка генерал-майора Фабиана Барнса. Добыча была такова, что шотландцы, видя, что разборчивые финны берут лишь самое ценное, решили подобрать для себя то, что останется после них.

Пока дворяне-шотландцы, не сходя с коней, терпеливо наблюдали за происходящим, два финна вывели из топи прекрасную девицу, наряд и манеры коей уверили всех в её благородном происхождении. Едва добравшись до суши, один из мародёров принялся срывать с неё одежду, так что она осталась в белой фланелевой юбке и корсаже с серебряными петлями. При виде серебра финн немедля сорвал корсаж и, прельстившись тонкостью фланели, вздумал стащить и юбку.

Девушка беспрестанно кричала и плакала, что могло растрогать и камень, отбиваясь от разъярившегося солдата. И, видя по мундирам и обличью, что шотландцы выше тех мошенников, она в слезах воззвала к ним именем Господа Бога о помощи.

Корнет Гордон с самого начала этой сцены упрекал солдата-финна в дурном и грубом обращении с полячкой, чего тот не замечал. Теперь же сердце добропорядочного католика растаяло от жалости. Он соскочил с коня и стал увещевать мародёра и стоявших рядом его приятелей:

— Солдаты короля! У вас сегодня достаточно богатой добычи. Отпустите девицу. Вспомните о давших вам жизнь матерях. Открывать наготу женщины недостойно христианина...

Всё сие было напрасно. Королевские солдаты не хотели подобру расставаться со своей законной добычей, поскольку дорогая фланелевая юбка, последнее из её наряда, ещё не была снята.