Четыре танкиста и собака - [33]

До полуночи танк вел Саакашвили. Янеку Василий приказал спать. Кос отнесся к этому со всей серьезностью. Раньше, в самом начале, он не мог понять, как можно засыпать по приказу и пробуждаться по команде, Как можно видеть сны в гудящем мотором танке. Но он научился этому, а самое главное, он понял, что нельзя просыпаться до подъема, нельзя вставать позже, чтобы потом не спешить, нельзя перед сном помечтать с открытыми глазами в темноте, потому что время рассчитано и силы рассчитаны. Время и силы принадлежат не тебе, а экипажу, танку, танковой бригаде.

Сейчас он спал, но часто просыпался и снова впадал в дремоту. Не то наяву, не то во сне виделась ему Польша как мечта и Польша как правда, как действительность. Первая была прекрасной, не было в ней людей, подобных могильщику и тем, кто в Люблине отворачивал лицо, чтобы не смотреть на солдат. Вторая была намного грубее. Не такая дружелюбная. Он не мог определить и решить, какая из них лучше. Когда засыпал, более близкой казалась ему та, из грез; когда просыпался и ощущал под спиной металл, кожу сиденья, а прямо перед собой гладкий приклад пулемета, когда через открытый люк лились на него запахи полей, лучшей казалась ему эта, другая, более трудная, зато настоящая.

Он радовался тому, что они едут на фронт, где окопы четко отделяют друзей от врагов, добро от зла. Вместе с тем к этой радости примешивался страх, пока не за себя, не за свое хрупкое тело, а за то, подойдет ли он экипажу, не подведет ли, как во время учений, на которых генерал сказал: «Вы проиграли бой», а Василий показывал часы.

Они ненадолго остановились в открытом поле, среди лугов. Как лишенные ветвей и коры стволы деревьев, торчали, нацелившись в небо, орудия зенитных батарей. Казалось, здесь вырос целый лес. Саакашвили обежал вокруг танка, ощупал руками бандажи на роликах – не перетерлись ли, затем вернулся, и они поехали дальше.

Янек сидел за рычагами управления, а Григорий, заняв его место, свернулся в клубок. Подложив под голову ватник, он заснул крепким сном. Через открытый люк, словно через двери дома в горах Кавказа, входили звезды в танк и к нему в сон.

Мотор работал ровно, гладкое шоссе было пустынно. Нужно было только следить за красным огоньком стоп-сигнала на танке, идущем впереди. Кос сидел почти неподвижно. Иногда только легким движением рычага изменял направление – повороты попадались редко.

Вспомнился Янеку один давнишний вечер. Он возвращался с матерью и отцом с прогулки на моторной лодке в Пуцкой бухте. Так же, как и сейчас, ровно гудел мотор, и, как сейчас, легкий ветерок обдувал его разгоряченное лицо. Они с матерью сидели на носу лодки и смотрели на приближающиеся огни Гданьска. Внезапно с какого-то военного корабля взлетела ракета, и Янек испугался, вздрогнул. Мать прижала его к себе покрепче: «Не бойся. Пока ты с нами, ничего с тобой не случится». А отец сказал: «Что за нежности! Всегда он с нами не будет. Он не должен ничего бояться, даже когда будет один».

В груди неожиданно поднялась волна грусти. Он знал, что матери нет в живых и отец погиб. До сих пор Янек не отыскал никаких следов отца, даже приблизительно не установил, что же с ним все-таки стало. Сейчас он один, затерянный в этой ночи. Ведет танк к линии фронта, навстречу сражениям. И если он погибнет, то никто, абсолютно никто…

– Как дела, Янек? – раздался в наушниках голос Семенова.

– Все в порядке. Температура воды и масла нормальная…

– Я не о том спрашиваю. Как в остальном?

– Спасибо. Все хорошо.

Перед рассветом они снова поменялись местами. Теперь уже Янек погрузился в сон, глубокий, тяжелый. Засыпая, он чувствовал только затвердевшие от напряжения мышцы плеч и ног.

В предрассветных сумерках танки въехали в лес, и, прежде чем небо из темно-синего сделалось голубым, а деревья вновь обрели украденное воровкой ночью зеленое одеяние, остановились под ветвями сосен и замерли. Моторы замолчали один за другим, в лесу постепенно воцарилась тишина, а с запада, откуда-то совсем близко, начал доноситься нервный грохот орудий и минометов. В паузах слышался сухой треск очередей. Время от времени сверху волной налетал рокот моторов и внезапно обрушивался ревом рвущихся бомб. Но даже их не слышал Кос. Он спал, уткнувшись лицом в шерсть Шарика, который, боясь его разбудить, одну лапу неподвижно держал поднятой вверх.

– Янек, Янек, вставай! Спишь, как старый солдат. Просыпайся и вылезай. Генерал пришел.

На этот раз сбор проходил не как обычно. Никто не строился в шеренги, все садились группами в тени, прислонившись спиной к стволам деревьев; генерал стоял около толстой прямой сосны, курил трубку и спокойно ожидал, когда все соберутся.

Глядя на танки, которые укрыл лес, на своих танкистов, он мысленно прикидывал, какую грозную силу представляют восемьдесят пар боевых машин и свыше двух тысяч вооруженных людей, которыми командовал.

Почти сорок лет назад его отца царские жандармы схватили на баррикадах Лодзи. Высланный вместе с семьей, он оказался далеко от родины, в Сибири. Родителям не пришлось дождаться, зато их сын теперь возвращался на родину, да к тому же не с каким-нибудь там пустячным приданым.