Четыре танкиста и собака - [32]

– Там еще кто-то есть, – повторил Янек.

Он сделал шаг вперед, к решетке, и в то же мгновение из оконца склепа грохнул выстрел. Пуля просвистела рядом, сбила жестяной венок с соседней могилы.

Все четверо бросились на землю. Василий выстрелил первым и крикнул:

– Огонь!

Затрещали два автомата, но в ответ неожиданно ударил пулемет, очередями прижал нападающих к земле.

– Осторожно! – крикнул Елень. Он метнул гранату, и сильный взрыв всколыхнул воздух, сорвал с верхушки склепа надбитого ангела. Едва дым рассеялся, они подняли голову, чтобы снова открыть огонь, но увидели, что те, из-за решетки, высунули на штыке клочок белой тряпки.

– А ну вылазь! – крикнул Елень и повторил по-немецки: – Раус!

Команду поняли, и вот один за другим из склепа вышли семь немцев и побросали оружие на землю.

– Все? Алле? – опять переспросил по-немецки Густлик.

Подняв руки вверх, они закивали.

– Нет, не все, – сказал Василий. – Могильщик, наверно, уже успел удрать.

– Далеко не уйдет, – возразил Кос. – Догнать, Шарик, догнать!

Овчарка бросилась в погоню, а немцы тем временем вышли на аллейку, терпеливо ожидая, что будет дальше. Елень собрал оружие, забросил трофеи за спину, как вязанку дров. Вышли за ворота в поле и там увидели могильщика, лежащего на земле. Шарик сидел над ним и, обнажив клыки, тихо рычал.

– К ноге, Шарик! – приказал Кос. – А ты вставай!

– Он не укусит? – спросил испуганно тот.

– Нет.

– Так ты, сатанинское отродье, с немцами якшаешься? – Елень подошел и свободной рукой ударил могильщика наотмашь. Тот мягко повалился на землю.

– Ты что делаешь? – резко крикнул Семенов, и глаза его потемнели. – Безоружного пленного…

Янек побледнел. Неожиданный удар Еленя и столь же неожиданный окрик командира вывели его из равновесия.

– Зачем их всех вести? – закричал он высоким, срывающимся голосом.

– Ведь это же они собирали волосы и куклы… А этот, сволочь, почему он с ними? Почему? Он же поляк!

– Поляки разные бывают. Я бы его первого убил, – буркнул Густлик.

– Капрал Елень, капрал Кос! – резко оборвал их поручник. Но никакого приказа не последовало. Командир лишь мягко, по-своему, как это мог только он, спросил; – Хотите быть похожими на них?

Пройдя по опушке березовой рощицы, вышли на дорогу и повернули к фольварку. Впереди в строгом порядке, один за другим, шествовали немцы и могильщик, держа руки сплетенными сзади на шее. Шарик бегал вокруг них, то слева, то справа, точь-в-точь как овчарка, стерегущая стадо. Все для него было абсолютно ясно и просто.

Василий, шагая с пистолетом в руке, смотрел себе под ноги и думал о том, что ненависть заразна, как чума или оспа. Играть бы Янеку в волейбол, пропускать занятия, подсказывать на уроках, учиться, по вечерам провожать девчонку домой, держась с ней за руки, украдкой целоваться в тени деревьев. А все по-другому. Он не играет в волейбол, не учится, он хочет стрелять и убивать.

Янек тоже шел с опущенной головой. Он смотрел на сапоги шагающих впереди немцев; видя, как они неуверенно ступают, осторожно ставят ноги, думал, что сейчас они не такие, какими были тогда, в Гданьске, когда гремели каблуками по мостовой и орали под барабанную дробь: «Ди штрассе фрай ден браунен батальонен!» («Дорогу коричневым батальонам!») Сегодня они больше похожи на людей, но…

– Может, это они убили мою мать и отца? – прошептал он тихо, не глядя на Семенова.

– А может, и моего отца, – произнес в ответ Василий.

Кос умолк. Впервые он услышал, что у Василия нет отца, хотя столько времени они уже вместе, столько дней провели в одном танке, столько ночей спали рядом друг с другом. И как-то так получалось, что они расспрашивали его только о случаях из его боевой жизни или об облаках и о том, какую погоду они предвещают. А ведь он был хорошим товарищем, всегда мог дать правильный совет, помочь или утешить, когда нужно. И они даже не задумывались над тем, от кого он получает письма, а от кого не получает.

Фольварк был уже недалеко. Люди, жившие в этом имении, увидели приближающуюся процессию и стали кричать:

– Швабов, швабов ведут!

– Кос, зайди слева, Григорий, – справа, – приказал поручник. – Смотрите, чтоб жители на них не набросились и не перебили.

С минуту шли в молчании, затем Семенов еще раз скомандовал:

– Шире шаг! Наши, кажется, выступают. Видно, что машины на дороге в колонну выстраиваются.

Действительно, сквозь клубы можно было рассмотреть плоские силуэты танков, которые в оранжевом отсвете лучей заходящего солнца, казалось, покрылись ржавчиной.

10. Западная граница

Колонна шла ночью с потушенными фарами, между машинами выдерживался большой интервал. Мчались сквозь мрак с низким ревом, гремя стальной чешуей, словно длинный, пятикилометровый дракон из волшебной сказки или, скорее, как всадники, закованные в латы, едущие освободить землю от дракона.

Проезжали через темные деревни, без единого огонька в окнах, хотя и не спавшие. Люди глядели им вслед из-за плетней и из окон домов, махали им платками и шапками, бросали им, невидимым, хотя известным и близким, на дорогу цветы, лишенные ночной темнотой красок, но тем прекраснее, потому что их цвет танкисты могли определить по запаху.