Четыре танкиста и собака - [269]

Вскоре пришел сигнал – резкий рывок бечевки, а вскоре еще три.

Положив мешок на дно, Шарик повернулся и быстро побежал назад. Одновременно перед ним ползла бечевка, которую мягко выбирали по мере ослабления, и это было приятно и весело. Ему приходилось удерживать себя от щенячьего желания прижать ее лапой и схватить зубами.

Шарик вернулся разгоряченный, усталый и радостный, но это был не конец. Он без труда понял, что должен идти еще раз и сделать то же самое. Он пошел, а когда вернулся, Янек дал ему отдохнуть всего несколько секунд.

– Вперед, вперед! – приказывал и просил Янек.

Если бы можно было предупредить собаку, объяснить ей, что работы будет много, что она должна рассчитать свои силы… Увы. Никто этого не умел, и Шарик в каждый рейс вкладывал столько сил, будто этот рейс был последним. Он не умел считать, а поэтому не знал, в который по счету рейс приключилась с ним скверная история.

Уже очень усталый, притащил он новый груз к доставленному ранее и, выплюнув лямки, прилег, тяжело дыша. Через некоторое время усилием воли поднял непослушную голову, с трудом повернулся в узком канале и пошел назад.

Ползком миновал опасную пробоину и потопал дальше, но вдруг в глазах у него потемнело, он зашатался, прислонился к кабелю и зацепился ошейником за крюк.

Выбираемая бечевка натянулась, но тут же ослабла. Тот, кто держал ее конец, понял: что-то произошло. Шарик еще с минуту постоял с опущенной головой, тело его висело на ошейнике, зацепившемся за крюк. Потом он собрался с силами и начал подскакивать, царапая передними лапами бетон. Не удалось ему в первый раз, не удалось и в десятый, но наконец ремень сполз с крюка.

Однако когда он добрался до места и выскочил из пролома, силы покинули его, передние лапы подогнулись, и он упал. Не было сил подняться, и он лежал, тяжело дыша.

– Конец. Сколько мог, столько сделал, – сказал Кос.

– Еще раз, – возразил сапер. – Он должен отнести взрыватель.

– Пусть отдохнет, – попросил Янек, глядя на собаку.

– Рискованно. Ходит он все медленнее, а последние два раза останавливался. – Капитан взглянул на часы. – Согласно договоренности, если нас не услышат до полуночи, то все равно пойдут в атаку. И за несколько часов до конца войны погибнет много хороших солдат, не доживет до победы.

– С человеком можно по-разному, – философски заметил Саакашвили. – Можно угрозой, можно просьбой. Можно научно, можно эмоционально, а вот как объяснить собаке?

Капитан все время смотрел на часы, а Кос – попеременно то на циферблат, то на лицо Павлова.

– Я предпочел бы на собственном горбу… Уже должен идти?

Сапер кивнул головой и, взвесив в руке небольшой продолговатый предмет, объяснил:

– Химический. Оборотом винта прокалывается резервуар, кислота начинает вытекать каплями, постепенно разъедает металлическую пластинку, разделяющую две детонирующие жидкости. Для верности я приделал по бокам два бруска тротила.

– Черт бы побрал это все, – выругался Янек и, злой, что должен еще раз послать смертельно усталое животное на задание, резко произнес его имя: – Шарик!

Овчарка лежала без движения.

– Шарик!

Пес приподнял ухо, двинул лапой и, оправдываясь, заскулил.

– Дьявол! Я не могу на это смотреть, – пробормотал Густлик.

Он отошел к танку, и за ним следом, опустив голову, пошел Саакашвили.

Кос сел и спрятал лицо в ладонях. Некоторое время стояла тишина. Пес приоткрыл один глаз и увидел отчаяние своего хозяина. Он собрал все силы, задвигался, подполз ближе. Глухо охнув, поднялся на дрожащие ноги и лизнул руку Янека, тихо ворча.

– Боюсь я, песик, – объяснил Янек, – потому что знаю, как тебе трудно, а идти надо. Надо. Сделай это для меня.

Он подкрепил свои слова жестом и помог овчарке забраться в канал.

Павлов повернул винт, сунул взрыватель в брезентовый мешочек и сказал:

– Смерть уже капает.

Кос осторожно взял в руки мешочек, взвесил его в руках, подержал немного, расправляя брезент, а потом протянул собаке, которая понюхала его, узнала запах своего хозяина и осторожно стиснула зубы на ремнях.

– Вперед, старый, – попросил Янек.

Овчарка слегка вильнула хвостом и опять отправилась в дорогу. Она чувствовала боль в мышцах и колотье в груди. В канале стало темнее, темнота скрывала черные змеи кабелей. Время от времени густой мрак заволакивал Шарику глаза и шагов десять, а то и больше, он шел как слепой, нащупывая дорогу лапами. Голову он держал низко, боясь опять зацепиться за крюк. Он помнил голос Янека, понимал, что должен дойти, и дошел.

Дошел туда, где в тесном канале около электрических проводов громоздились брезентовые продолговатые мешки, уложенные тесно, один к одному. Посреди склада этих адских колбас он лег, едва дыша. То терял сознание, то приходил в себя. У него хватило сил, чтобы доползти и положить мешочек со взрывателем, но на возвращение сил уже не было.

Трижды дернулся шнур. Потом бечевка полежала неподвижно, опять натянулась и, встретив сопротивление, вновь ослабла.

Три следующих сильных рывка пробудили Шарика от беспамятства. Он приподнял веки, пошевелил головой, постарался подняться на ноги, но тротиловые мешки и кабели качались у него перед глазами вправо и влево и наконец начали кружиться колесом. Он опять упал.