Четыре оттенка счастья - [24]

Она трижды была замужем, не считая бесчисленного количества ухажеров, любовников и просто случайных связей. Поразительно, но никто и никогда не признавался ей в любви. Говорили что угодно, но только не «я люблю тебя». Да она никогда и не задумывалась над этим, так как не очень ценила это чувство. От нее были без ума, ее хотели, сгорали от страсти, обожали... но никто никогда не любил. А он любил. Любил, когда по утрам она орала, драя туалет... Любил, когда она шла с другим, когда язвила, когда... когда... Господи, они даже не спали! Неожиданно Наталья Геннадиевна громко расхохоталась, потом легла на лавку, забросив ноги на спинку, и вновь расплакалась.

– Мне кажется, что «Дьявол и десять заповедей» является уникальным примером ансамблевого кино, совершенно не характерного 60-м, – Алла многозначительно посмотрела на Мишу, надеясь, что произвела эффект.

Сам же профессиональный столяр рассматривал подсохший кусочек свинины, оставленный Натальей Геннадиевной на своей тарелке. Он не знал, что такое ансамблевое кино и что вообще было характерно французскому кинематографу 60-х.

– Не могу с вами не согласиться, – наконец ответил Миша.

– А какой ваш любимый эпизод? – Даня нервно дернулся, так как перепуганный взгляд Миши свидетельствовал о полной некомпетентности в вопросах сюжета «проклятого» фильма.

– «Почитай отца твоего и мать твою», – сказала Елизавета Борисовна, вовремя придя на помощь, – мы как раз вчера обсуждали этот эпизод. Поистине глубокий смысл, – старушка серьезно кивнула, после чего сделала незаметный жест Дане.

– Я ничего не могу сделать, – прошептал именинник, наклонившись к уху «бабушки».

– И мне кажется, что этот эпизод один из лучших... – кивнул Миша.

– А о чем он? – спросил Даня.

– Ты что, никогда не видел любимый фильм отца? – удивилась Алла, недовольно покачав головой.

– Да как-то не довелось... Не очень люблю старые фильмы. Так о чем он?

– Пускай тебе Аллочка расскажет, – Елизавета Борисовна улыбнулась и налила большой стакан воды.

– Молодой человек узнает, что его мать – не его мать, едет к настоящей матери и та рассказывает, что и его отец – не его биологический отец...

– И что молодой человек? – Даня еле заметно побледнел, поскольку эта история чем-то напоминала происходящую тут комедию.

– Он понял, что родителей нужно любить и почитать, будь они биологические или приемные... – заключила Елизавета Борисовна.

– И даже если они тебя бросили? – процедил Даня.

На мгновенье в комнате повисла тишина.

– Даня! Ну к чему сейчас подобные разговоры? – пристыдила Алла. – Как кто-либо из нас может ответить на этот вопрос? Нас ведь родители не бросали.

Девушка снисходительно улыбнулась и завела разговор о своем младшем брате, который профессионально занимается игрой на скрипке и скоро собирается в Берлин на конкурс молодых талантов.

Замечание Аллы больно задело Даню. Он вдруг неожиданно вспомнил, что эти люди – не его семья, что отец давно умер, а мать бросила его. Стало даже противно и захотелось скорее уйти, чтобы больше не ломать эту бессмысленную комедию. На секунду Даня даже решил все рассказать Алле. Прямо сейчас. Но тогда бы старания соседей были ни к чему...

– Елизавета Борисовна! – в дверях появился Леонид, старый, давно уже спившийся дворник.

– Двери нужно закрывать! – он сурово погрозил пальцем, всеми силами пытаясь удержаться на ногах. – О! Я смотрю, у вас тут праздник! Задерживать не буду. К вам Дама! – слово «дама» было произнесено нарочито пафосно, чтобы придать ситуации и собственной персоне как можно большей значимости.

– Какая еще дама? – перепуганно прошептала Елизавета Борисовна.

– Наверное, еще гости! – радостно вскрикнула Алла, прижавшись к Дане.

– Это вряд ли... – протянул Миша, бросив встревоженный взгляд на Злату.

– Добрый вечер всем... – на пороге появилась она, «дама».

Кремовое пальто, прекрасно подчеркивающее тонкую талию, черная шляпка, скрывавшая половину лица, и изящные черные ботинки на невысоком каблуке вправду делали ее похожей на «даму». Неудивительно, почему дворник дал именно такое определение этой женщине. Среднего роста, неимоверно стройная, ухоженная блондинка. На вид ей было где-то около 40, может, меньше.

– Прошу прощения, что тревожу, но я бы хотела повидаться с Даниилом... – голос незнакомки был неприятно «томным».

– Я же говорила! – улыбнулась Алла.

– Я бы... – женщина сняла шляпку, и все присутствующие наконец-то увидели ее лицо.

– Пресвятая Дева Мария! – ахнула Елизавета Борисовна, схватившись рукой за сердце, – жена профессора Антонова!

Часы показывали 18:15.

– Кто? – спросила Злата спустя несколько секунд. В комнате воцарилась гробовая тишина.

– Никто! – быстро спохватилась Елизавета Борисовна. – Жена одного знакомого профессора, которую я давно не видела. Милочка, давайте пройдем на кухню и там поболтаем.

Старушка стремительно направилась к незваной гостье. Она приобняла ее за талию и уверенно потянула к выходу.

– Жена кого?.. – прохрипел Даня. Лицо его стало белым, как полотно.

Женщина замерла, даже не замечая попыток Елизаветы Борисовны вывести ее из комнаты.

– Даня? – дрожащим голосом прошептала дама.