Четыре года в шинелях - [12]
Все выглядели сосредоточенными и строгими. Кончились маршевые шутки, споры и пререкания. Все сомнения рассеялись. Все встало на свое место.
Враг отступает от Москвы и Калинина. Врагу нельзя давать передышки. Надо использовать все возможности для нанесения наиболее чувствительных ударов.
В Кувшинове падают бомбы. Осколками вышибает окна в магазинах и парикмахерских, Калечит детей и женщин.
За Кувшиновом идут бои. Там наши воины мстят врагу за безвинные жертвы. Фронт и тыл живут одним порывом.
Комдив и военком беспрерывно объезжают полки и батальоны. Они с дотошностью проверяют готовность каждого солдата и офицера к предстоящим боям, чистоту материальной части, контролируют связь.
Собираются летучки командного состава полков. Еще и еще раз уточняются пароли, отзывы, сокращенные наименования воинских должностей, видов оружия.
Неутомимость комдива и военкома заражает энергией командиров полков и батальонов, рот и взводов.
Выходит дивизионная газета с популярными разъяснениями боевого устава. В ней же сообщения с передовых позиций наступающих частей. И призывы, призывы: "Будь готов, товарищ, к встрече с противником!"
Прошло четыре месяца нашего армейского братства. Мы многое узнали друг о друге. Часто заходят ко мне Алеша Поздеев и Саша Белослудцев. Оба в новеньких полушубках, аккуратно затянутых ремнями.
- Привет, старина, - басит Алеша. - Я все-таки получил пистолет, наверно, наш, ижевский, и даже раза два стрельнул из него.
- Снайпер, - шутит Саша Белослудцев. - Только вот маловато у нас снарядов: по двенадцать на ствол.
- Тебе все мало, - подсмеивается Алеша. - Нам, пушкарям, дай хоть по сто снарядов, все равно будем ныть.
- Мы же артиллерия - буквальный бог войны, - оправдывается Саша. Заменяем и танки, и самолеты.
- Ну, пехоту-то, положим, не заменяем. Мои хорошие друзья. Они не спорят, а оба думают об одном и том же.
Очередная новость: сбежал в госпиталь Новаков. Каким-то образом ухитрился заболеть дизентерией.
- Кляузник и трус - родные братья, - сказал по этому поводу Степан Некрасов.
На носу Новый год. Но никто особо не беспокоится о его встрече. Не с чем встречать. Нечему пока радоваться. Не до песен и смеха.
Но по солдатской чарке в полночь мы все-таки, конечно, выпили. Кто где: одни - в крестьянской избе, другие - в клубе и школе, на время приспособленных под наше жилье. Помурлыкали и песни. Вспомнили, как положено, родные места. А в мыслях бои. Как-то они начнутся? Что мы знаем о противнике? В какую сторону тронемся?
Внутренне мы готовы ко всему. Наши сердца, пожалуй, не только закалились, а и перекалились. Отлично натренирован разум. За последние дни мы неплохо научились владеть оружием. Правда, его маловато, но ведь нельзя скидывать со счетов и смелость солдат.
Так думаю я, так думают мои товарищи. А какие поправки внесет действительность, покажет будущее.
Наконец, в первых числах января дивизия трогается в путь. Опять мы на марше, теперь, кажется, на последнем перед боем. Стоят трескучие морозы. Деревья убраны саванами инея. Мохнатятся телеграфные провода.
Идем проселочными дорогами Калининской области. Держим путь на юго-запад. Это значит, к Ржеву. Там идут жестокие бои. Наши теснят противника. Нашим нужно помочь.
Идем днем и ночью с короткими привалами. В колонне каждого стрелкового батальона - огневой взвод. Это главная сила дивизии. На нее большая надежда. К артиллеристам то и дело подъезжает командир дивизии. Он знает в лицо многих бойцов и офицеров. Еще более обширные знакомства у военкома.
Вот и сейчас наш Андрей Ефимович, как за глаза называют военкома дивизии Кожева многие земляки, вышагивает рядом с расчетом старшего сержанта Вотякова. Полковой комиссар и младший командир разговаривают по-свойски. Тихо, доверительно. Вотяков то и дело кивает. Кожев взмахивает правой рукой, как бы забивая гвозди.
- Вот так, Михаил Тарасович, будем бить фрицев, - слышен голос военкома, совсем не командирский, а домашний, отцовский.
- Обязательно будем, - отвечает Вотяков, не чувствуя перед военкомом, бывшим секретарем Ижевского горкома, ни малейшей скованности.
Потом Кожев подходит к другим расчетам. Перебрасывается несколькими словами с командиром артполка, с командирами дивизионов и батарей. Надеется, очень хочет надеяться военком на артиллеристов.
С пехотой разговаривать легче. Тут давай побольше задора, не помешает и шутка, острое словцо. У пехоты вся сила в ногах. Не допускай, чтоб уставала пехота, вешала голову, и все будет в порядке.
Идем пятый день. Опять пересекли Волгу, в этот раз пешим ходом. Над головами все чаще пролетают немецкие самолеты. Слышатся далекие разрывы снарядов. Не поймешь, откуда ухают пушки. Можно догадываться, что перед нами нет четкой линии фронта. Она ежедневно меняется и, конечно, не по прямой, а обязательно по кривой. Фронт расчленен бесчисленными клиньями наших войск. Эти клинья нужно вбивать еще глубже, раскалывать ими оборону врага, чтобы она трещала по всем швам.
Это самое тяжелое, рискованное наступление по сотням горловин и каналов, когда враг может быть и справа, и слева, и спереди, и сзади. Но у нас нет другого выхода. Мы должны развивать успех московского наступления.
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.