Четыре дня в начале года тигра - [92]

Беседуя с Кармен Герреро Накпиль, которую он почему-то любит называть своей тетушкой, он поинтересовался о ком-то. «Я с ним практически не соприкасаюсь», — пожала плечами миссис Накпиль. «А почему бы и не соприкоснуться?» — съязвил Вилья. Какая-то художница потребовала от него объяснений: «Я вчера выставлялась, а вас не было». — «Вы выставлялись?» — иронически вскинул бровь поэт. Но однажды, в Порт-Ориенте, его острословие обратилось против него же. Фидес Куюган спросил его, давно ли он решил, что пора кончать и возвращаться домой. «Я кончаю раз в пять лет…» — начал было Вилья и осекся. Впрочем, иногда среди веселья комическая маска вдруг перекашивается в. трагическую, как это было на обеде в отеле «Пласа», когда его прекрасные глаза вдруг уставились в одну точку с такой мукой, что кто-то участливо спросил: «Вам больно?». — «Да, я вспомнил о человеке, причинившем мне боль незаслуженно». Или вдруг вместо издевки на лице — самопогруженность: напряженно работает ум. Тогда он вынимает записную книжку и заносит на бумагу пришедшую в голову мысль, как это было в кафе «Индиос Бравое», когда все столпились вокруг него, чтобы услышать написанные им строки: «Я родился уже состоявшимся. Мне не надо было подниматься выше себя».

Когда в клубе печати его представили кинозвезде, он шокировал ее словами: «Для актрисы вы одеваетесь чрезвычайно безвкусно». Заикаясь, кинозвезда промолвила: «Но ведь это не официальный прием… Я думала, можно приходить в чем угодно». Вилья встроил гримасу: «Уже сама эта мысль — свидетельство дурного вкуса». Будучи представленным другой актрисе, он спросил: «Вам кажется, вы умеете играть? Вот я умею играть. Я все время играю». А известной манекенщице он объявил: «Презираю всех манекенщиц. Кроме себя самого. Я, пожалуй, хотел бы демонстрировать модели. У меня одного это получалось бы интеллектуально». Познакомившись и клубе печати с членом редакции «Фри пресс» Налеоном Рамой, Вилья воскликнул: «Вы не похожи ни человека! Вы выглядите точно какой-нибудь Фонд помощи, вы массивны, как президент Мапсайсай!» А подслушав, как кто-то сказал, что у него печальное лицо, бросил: «Конечно! У меня-то оно есть!» Одному стихоплету он заявил, улыбаясь: «Не появись я, вы могли бы стать гением; но поскольку гении появляются раз в десять столетий, после меня вам его не суждено». Поэт взвился: «И это говорит мой Иоанн Предтеча?» Тем, кто интересуется, над чем работает величайший писатель Филиппин, Вилья ничтоже сумняшеся отвечает: «Мне ничего не надо делать, я и так великолепен».

Он, великолепный, завершает целую серию визитов. На сей раз он приехал, чтобы стать дипломатом — после десяти лет работы в министерстве иностранных дел, точнее, в представительстве Филиппин при ООН, попав туда, по его словам, еще в пятьдесят четвертом на должность шофера.

— В Нью-Йорке я встретил сенатора Брионеса и просил его помочь мне. Он послал телеграмму Леону Герреро — тот был тогда нашим секретарем по иностранным делам, — и через пару дней я получил приглашение в нашу миссию при ООН. Меня взяли в офис каким-то помощником, зарплата составляла всего триста двадцать долларов в месяц, включая представительские. Но для Ромуло я был чем-то вроде шофера.

Он состоял при миссии до шестьдесят третьего, когда его уволили по несоответствию должности.

— Это был просто предлог, на самом деле я им надоел. Они считали, что я очень назойлив. А я никогда никому не докучаю. Цивилизованные люди от меня в восторге, нецивилизованные раздражаются.

Три года он не появлялся в представительстве. Жил на отложенные про запас шестьсот долларов, получил годичную стипендию из фонда Рокфеллера, полтора года писал кое-что, потом нашел место преподавателя в Нью-Скул в Гринвич-Вилидж. Но часто ему приходилось трудно — оба сына учились в колледже.

В шестьдесят пятом году в Нью-Йорке он встретился на приеме с сенатором Маркосом.

— С ним была мадам Маркос. Она была олицетворением красоты, и я предложил сенатору Маркосу открутить ей руки, как Венере Милосской.

Его добрый приятель в министерстве иностранных дел, Армандо Манало, посоветовал Вилье обратиться к сенатору Маркосу с просьбой восстановить его. на работе в миссии при ООН.

— И я послал телеграмму Маркосу. Написал, что отчаянно нуждаюсь в месте — не может ли он мне помочь? Еще я послал телеграмму Ромуло, но тот всегда игнорирует мои просьбы. Зато как учтив мистер Маркос: он в ответ телеграфировал, что сделает все возможное. Вся прелесть здесь в том, что ему хватило вежливости ответить. Великий генерал Ромуло просто проигнорировал меня.

Вскоре Вилья снова получил свое место при миссии.

— На том же жалованье, мне его так ни разу и не повысили. Правда, когда шла кампания «по совершенствованию зарплаты», мы, получающие 3120 долларов в год, стали получать 5100.

Для него нашли должность, которая не требовала проверки знаний, — на сей раз коммерческого атташе.

— На государственной службе все очень смешно. Сначала я числился шофером. Однако машину не водил. Потом стал коммерческим атташе. Но занимался я там одним: рассылал туристические буклеты тем, кого как-то интересовали Филиппины, преимущественно школьникам, которым дали задание написать, сочинение о Филиппинах или что-нибудь в этом роде. Сидел в одной комнате с Паломинг Осменья, которую я очень уважаю, потому что она всегда уважала меня.