Четвертый - [23]

Прислуги не было видно и слышно, я подошел к столику с чистой водой и услужливо наполнил бокалы собеседниц.

– Могли бы? – осторожно уточнил странную интонацию.

Лау не торопилась отвечать, как будто что-то обдумывая. Я уже вернулся на свое место, когда она, наконец, произнесла:

– Непонятно, почему ты обратился к нам? Ана, да и ее семья, могли бы обеспечить тебе нужную охрану. И я полагаю, что в ней ты мог быть по-настоящему уверен. Кому еще доверять, если не собственной супруге?

– Все просто. Семья Ур не может участвовать в этом из-за прямого запрета монарха. Ана, конечно, сделала бы все для меня, но… – я глотнул пастилы, сделав вид, что наслаждаюсь ее вкусом, и продолжил, – но есть человек, лишать которого ее опеки и внимания невозможно. Это наш сын, – мне показалось, что шевельнулись исчезнувшие волосы на моем теле, – нам пришлось многим пожертвовать для его благополучия, – я невольно тронул рукой лысину, – и я не могу себе позволить рисковать ребенком, – пожевав губами, не глядя на собеседниц, добавил, – в общем, считайте, что у меня не было выбора.

– Надеюсь, эль, ты поделишься с нами случившимся? – вкрадчиво спросила Лау.

– Возможно. Но вы так и не ответили, почему «могли бы», а не «можете»?

Вместо ответа она встала и, обернувшись, отошла к сверкающей солнцем стене. Я невольно засмотрелся на соблазнительный силуэт молодой женщины, облитый слепящим ореолом. Оттуда, из этого солнца и моря, раздался ее голос:

– Ильия, Орден чтит древние обеты и окажет тебе помощь на пути к храму, – она помолчала, – но у нас есть особый интерес. И я надеюсь, что ты тоже уважишь древние традиции.

– Неплохо бы знать, о чем идет речь. И какие древние традиции у человека, случайно попавшего сюда из другого мира?

Силуэт шевельнулся, обернувшись не менее волнующим профилем:

– Ты эль. И ты не подвластен искусству.

Ной внезапно порывисто вскочила, явно смутилась, но справилась, мгновенно вернув маску невозмутимости, обогнула стол, подхватив графин с водой. Я вынужден был встать следом. Удивительно, но она явно нервничала, хотя и не показывала вида – я это чувствовал по шевелению метелок одуванчика, по накатывающим волнам комариного звона в ушах, наконец, по ее поведению – едва я встал, как она вернула несчастный графин на крохотный столик, так и не воспользовавшись водой, и, в свою очередь, отступила к окну.

Теперь уже силуэты двух молодых женщин тянули тени к столу, за которым стоял я. Лау протянула руку, коснувшись успокаивающим жестом Ной, и продолжила:

– Ильия, ты знаешь, кто такие скелле. Предполагаю, что ты знаешь и то, что мы вынуждены постоянно контролировать свой дар просто для того, чтобы жить среди людей.

Невероятная догадка прокатилась по телу, поднимая дыбом исчезнувшие волосы. Это было слишком, и я отбросил ее в сторону, но мое тело почему-то было уверено, что я прав. Лау между тем после небольшой паузы продолжила:

– Но по своей природе мы остались женщинами. Нам важен, более того, необходим тот момент, когда мы могли бы полностью расслабиться, отдавшись гормональной буре тела, – она вновь взяла паузу, кажется, всматриваясь в мое лицо, – практики, которые применяют скелле для того чтобы подавить такое стремление, вполне эффективны, но, на наш взгляд, скорее калечат нас, чем помогают хранить равновесие. Может, ты не знаешь, но монашеский обет, к которому прибегают скелле на западе, вызван именно этим обстоятельством, а вовсе не религиозными соображениями. С чего бы богам требовать подобную жертву? Наше древнее разногласие с сестрами связано с убеждением, что подобное самоограничение меняет личности тех, кто прибегает к нему, – она явственно вздохнула, – да ты и сам заметил, что твоими противниками в ордене были сестры, а не скелле вообще.

Я кивнул. Неужели я прав? Даже не пытаясь отвечать, я ждал – сказала «А», говори «Б». Но пауза затягивалась.

– В любом случае они при этом оправдывались вполне конкретной заботой о судьбе и безопасности всего Мау, – заметил я, чувствуя себя полным идиотом.

Неожиданно заговорила Ной. Ее голос как будто опустился еще ниже:

– Иногда самые искренние и высокие идеи, на самом деле, питаются скрытыми инстинктами. Образцы самого высокого подвижничества часто скрывают под собой зов плоти, а не устремления разума.

В ушах звенело. Я заметил движение Лау, повторно коснувшейся рукой своей подруги.

– Тебе, конечно, не приходило в голову, Ильия, что твоя супруга вовсе не боится того, что произойдет с тобой в храме. Аристократы такого уровня отлично помнят порядки, царившие накануне Катастрофы. И кто, как не они, прекрасно знают, кто породил это бедствие. К тому моменту последний эль, Руэтхэ, уже скончался. И Ана не может не знать о традиции!

– Традиции, традиции… – я обнаружил, что мой голос тоже неожиданно просел, откашлялся. – Вы так не назвали, что же это за традиция.

Раздался смешок. Старшая скелле восточной части ордена хихикнула, как девчонка:

– Не хитри, эль! Я вижу, ты уже все понял. Только с тобой скелле может расслабиться – в постели, – она вновь хихикнула, – а традиция – в те времена эль спал с тремя выбранными счастливицами, – ее силуэт крутанулся на фоне блестящего океана, – так и быть, будем считать, что одну ты уже выбрал.