Четвёртый Харитон - [37]
— Ну, ребята, поехали, — и потрепал по крутой шее Орлика и погладил лобастого Соболя. — Время не ждёт.
Харитон решил обойти болото справа, держаться поближе к болоту, но с первых же шагов Орлик начал проваливаться по колени в приболотной, поросшей травой и мелким кустарником тряской земле. Пришлось отступить далеко в лес до плотной земли. Но ехать на коне в густом лесу без дороги и тропинок — трудно. То на пути лежит сваленное дерево, то непроходимая чащоба, то целые делянки бурелома, то трясина, то непредвиденные болотца, то заросли малинника и крапивы. Всё это надо Обходить, объезжать…
Солнце свернуло с полудня, но Харитон так и не встретил ни тропинки, ни дороги.
Объехал ли болото, да и где теперь оно, тоже не знал Харитон.
Лес и лес. Буреломы да чащобы непроходимые. К вечеру так умаялся Харитон и так умаял Орлика, что, увидев раскидистую ель на сухом месте, решил ночевать. Да и не было другого выхода.
— Ладно. Утро вечера мудренее, — рассёдлывая Орлика, подбадривал себя Харитон.
Наутро, наметив по компасу и карте маршрут, опять стал продвигаться. Надо же выбраться из леса…
— Стой, Орлик! — остановил коня Харитон. — Кажется, мы не на шутку заблудились. Срамота да и только. А ещё следопыт, будущий пограничник, — досадовал на себя Харитон. — Думай, пограничник, — сказал сам себе Харитон, — а то пропадёшь ни за понюх табаку, как говорит Ковча. Стой, стой, стой, — ударил себя ладонью по лбу Харитон…
И вспомнил Харитон, что как-то говорил Ковча: «Как это можно с конём заблудиться в лесу. Ни в жизнь не заблудишься. Дай коню волю, и всё, не мешай ему, и только. И конь на дорогу вывезет. Слух-то у коня какой, да и соображенье тоже».
V
Орлик вначале растерялся, не чувствуя поводьев, даже остановился, сделав несколько шагов и скосив глаз, глянул на хозяина через плечо, как бы спрашивая: куда, мол, идти — но Харитон подбодрил коня, похлопав по шее, приговаривая:
— Давай, давай, дружок, торопись, эва солнце-то где, не ночевать же нам опять под этой ёлкой.
И Орлик пошёл смело и уверенно, беспрерывно прядая ушами.
И, как показалось Харитону, да так и было на самом деле, Орлик выбирал более проходимые места, лучше и ловчее обходил буреломы и заросли. И всё торопился и торопился. Идёт, идёт, остановится, послушает и опять вперёд.
— Торопись, торопись, дружок, — подбадривал коня повеселевший Харитон.
Соболю, наверное, надоело кружение по лесу, он бежал сзади с высунутым языком.
Харитон едет. Но и солнце не стоит на месте — всё ниже и ниже. А ни дороги, ни тропинки как не было, так и нет…
Но вот Орлик остановился, навострил вперёд уши и громко заржал. Умолк. Послушал и опять проржал, и ещё быстрее пошёл по лесу. А лес всё реже и реже. Хвойный лес сменился смешанным, а вскоре м вовсе пошло одно чернолесье и, чего совсем не ожидал Харитон, дорога. Самая настоящая наезженная дорога…
Как на катапульте, выбросился из седла Харитон, обхватил коня за шею и начал целовать его в бархатистые нежные губы.
— Теперь хоть вправо, хоть влево пойдёшь, а дорога к жилью выведет — так или нет, Соболь? — радовался парень. И пустился вокруг коня в такой пляс, что любо было поглядеть со стороны.
Но никаких зрителей, кроме Орлика и Соболя, не было.
Соболь лежал на траве и непонимающими глазами следил за хозяином, а Орлик ловко срывал и с аппетитом жевал придорожный белый клевер.
— О-го-го! — радостно прокричал Харитон, окончив пляс, обтирая со лба пот. — О-го-го!
— О-о-о!.. — донеслось из-за берёзового перелеска в несколько голосов кряду. — О-о-о!
— Соболь, вперёд! — крикнул Харитон и, ведя коня в поводу, начал пробираться через березняк.
А голоса всё ближе и ближе и уже не «О-о-о», а «О-го-го!» отчётливо слышит Харитон, и говор, и смех.
Когда Харитон вышел из перелеска, перед ним открылась необозримая водная гладь, вызолоченная вечерней зарёй.
То ли озеро, то ли море, трудно понять. На берегу у костра стояли человек шесть рыбаков, и каждый по-своему что-то кричал, завидя воина:
— Давай, давай, пропащий!
— Нашёлся, нашёлся!
— Здорово, воин!
— Заблудился, — смущённо ответил Харитон, подойдя к рыбакам.
— Где же заблудился, коли на дорогу вышел. Поблудил немножко — это другое дело, — стараясь подбодрить Харитона, сказал, заглушив своим голосом все голоса, крепкий пожилой рыбак с седеющей бородой на загорелом лице. — В наших лесах это с каждым может случиться. Харитонов, если не ошибаюсь?
— Так точно, Харитонов. А вам откуда известна моя фамилия? — в свою очередь, спросил справившийся с волнением Харитон.
— Как же не быть известной твоей фамилии, коли ты ещё позавчера из «Коммунизма» выехал, а в «Золотых столбах» до сих пор тебя нет. Вот и забеспокоились и власти и народ. Завтра должны были поднять людей трёх районов на розыск.
— Как нехорошо получилось, — опять смутился Харитон.
— А чего тут плохого? Сейчас сообщим в район, что воин Харитон Харитонович в полном здравии и следует к своему месту назначения, — и захохотал, любуясь воином, а за ним захохотали все остальные рыбаки, радуясь за благополучие Харитона. — Ладно, ребята, — прервав хохот, заговорил тот же рыбак. Он оказался бригадиром рыболовецкой бригады, Александром Михайловичем. — Соловья баснями не кормят, давайте-ка отдадим должное нашему воину. Проголодался, наверное, да и устал, — и по-отечески, как-то тепло, потрепал Харитона по плечу.
