Четвёртый Харитон - [33]
Перед шалашом чуть дымит костёр тлеющей головешкой.
На сухмени, на траве белоусе разлеглось на отдых стадо чёрно-пёстрых коров. В лощине, что ближе к озеру, пасётся Орлик. Соболь улёгся в самую густую тень с северной стороны берёзы, перекинул на сторону через зубы раскрытой пасти длинный красный язык и знай хахает: «ха… ха… ха…» Жарко. Поспать некогда: хахает и хахает.
…Харитон рассмеялся, прервав рассуждения пастуха о достоинствах чёрночпёстрых коров новой породы, что вывели её вологодцы совсем недавно.
— А ты чего смеёшься, парень? — обиделся пастух. — Я же тебе правду говорю, корова такой породы даёт по пять с лишним тысяч литров молока в год. Поищи ещё где таких коров. Вряд ли найдёшь.
— Да я не над коровами смеюсь, дядя Егор. Я над Соболем, глядите, как он хахает.
— Жарко, вот и хахает.
Харитон рассмеялся пуще прежнего.
— Да ты что, парень, в уме ли?
Харитон не унимается. Смеётся и смеётся, схватившись за живот. Пастух не на шутку испугался.
— Вы знаете, дядя Егор, — подавив смех, продолжал Харитон, — если бы человек, как и собака, тоже не потел, а всё лишнее тепло отдавал через язык, то в жару все бы люди ходили с высунутыми языками и тоже хахали… Ведь правда? Вот я над чем смеюсь…
— Ну и придумал же ты, парень, как тебя, Харитон, что ли? — Глаза старика сузились и затерялись в седой щетине бровей.
И закатился пастух таким громким, заразительным смехом, что Соболь перестал хахать, коровы прекратили жвачку и Орлик, оторвавшись от травы, навострил уши в сторону костра.
— Эх, насмешил ты меня, парень, аж слезу прошибло, — обтирая усы и бороду рукавом гимнастёрки, ворчал старик. — Только когда будешь нести службу на границе, то поменьше занимайся разным хаханьем, а то, не ровён час, шпиона или диверсанта какого-нибудь прохахаешь.
— Ну что вы, дядя Егор, граница есть граница.
— Граница, — продолжал пастух, — в том-то и дело, что граница. Раз, помню, ходил я младшим наряда…
— А разве вы тоже служили на границе? — прервал Харитон старика.
— Кабы не служил, не рассказывал. Так вот, ходил я младшим погранотряда, а дело было в Каракумах. Местность такая, что, кажется, и придумать хуже нельзя. Один песок. Глянешь, аж тошнит… Вот какая эта местность.
В глазах желтеет от этого песка. Ни тебе дерева, ни тебе кустика. Травинки и той ни одной нет. Песок, да и только. То спокойно лежит этот песок, а то, как волны на воде, перекатывается под ветром. Ветер замрёт, и песок тоже замрёт, и лежит этими волнами — барханами они называются. Движемся вдоль границы. Старший впереди, я чуть сзади. Кони по колени в этом песке, будто по снегу, идут. Куда ни глянь — ни одной живой души. Ну какой тут, думаю, нарушитель границы, кого понесёт по этой погибели — по пустыни, значит. И смех меня разобрал, вроде как тебя, ни с того ни с сего. Молод я тогда был не только годами, а и службой пограничной молод. Смекалки пограничника не было во мне. А как глянул на старшего — он уже спешился и коня уложил. Я мигом проделал то же самое и ползу к старшему по его приказанию.
«Видишь?» — спрашивает он, указав на гребень бархана, что от нас шагах в пятидесяти.
«Вижу», — отвечаю.
«Что видишь?»
«Бархан».
«Гляди лучше».
Глянул и опять ничего не вижу. А старший винтовку на изготовку взял и мне приказал сделать то же самое.
«Гляди, гребеныто бархана то посыплет песком, то опять замрёт», — показывает мне старший.
«Вижу, — отвечаю я, — суслик, наверно, в нём барахтается».
«Держи на прицеле!» — приказал мне старший, а сам пополз к этому бархану.
Вот вижу я, подполз он к бархану, вскочил на ноги, вскинул винтовку и кричит:
«Выходи!»
Никто не выходит из этого песка.
«Выходи, стрелять буду!»
И вдруг, что ты думаешь, рассыпается бархан и из песка показывается человеческая голова..
«Встать! Руки вверх!» — командует старший.
Харитон слушает, широко раскрыв глаза.
— Обыскали мы этого нарушителя, — продолжал пастух — связали. Спрашиваем:
«Сколько вас тут?»
«Одна человек, — отвечает нарушитель, не глядя нам в глаза. — Верблюд заблудился, верблюд искал».
В тот раз мы со старшим наряда четырёх нарушителей из барханов, будто тетеревов из-под снега, из лунок, вытащили.
— Дядя Егор, а кто они были, эти нарушители: шпионы, диверсанты?
— А кто их знает, разве всех упомнишь, коих мне довелось повидать за свою службу. Это было в первые годы Советской власти. А в ту пору много врагов было: и басмачи, и диверсанты, и шпионы, и контрабандисты. Правда, и сейчас этих нарушителей, наверно, хватает. Только они теперь похитрее, половчее. Ну, да и наш пограничник тоже посмекалистей стал. А рассказал я тебе это к тому, что ты на границу едешь. А граница, брат, — граница. Там не до хаханья. Э-э! Заговорился я с тобой, парень, — глянул на солнце пастух. — Стадо-то поднимать надо. — И старик схватился за трубу.
II
Труба у пастуха красивая, лёгкая. Высверленная из липового дерева. На одном конце с широким раструбом, сплетённым из берёсты. Настоящая пастушья труба. Такая труба не чета владимирскому пастушьему рожку. Такую трубу, когда на ней играют, на много вёрст слышно. Попробуй-ка управлять стадом на рожке, когда оно разбредётся по непроходимым лесам да болотам, или зверя отпугнуть, далеко ли этот рожок слышно? Труба — другое дело. Заиграет пастух на трубе — стадо повеселеет. Голос начинает животина животине подавать, к дому поворачивать. Зверь заслышит и наутёк — подальше от такой музыки…
ОТ АВТОРА Так сложилась жизнь, что с ружьём и спиннингом обошёл я почти всю страну нашу. Побывал я в карельских лесах и северной тундре, в степях Казахстана и в горах Тянь-Шаня, на Дальнем Востоке и на Сахалине, в Закавказье, в Крыму — да и где только не был. Много видел я зверя, птиц разных да рыб диковинных, а ещё больше людей хороших. Об этих встречах с людьми и рассказывается в этой книге.
Известный детский писатель, автор всеми любимых книг «Дядя Фёдор, пёс и кот», «Крокодил Гена и его друзья» с присущим ему юмором и авторскими комментариями рассказывает детям русские народные сказки.
Несмотря на "детскую" форму - определение в главные герои и помещение в центр сюжета кота Васьки - книга достаточно серьезно и подробно описывает фауну и работу сотрудников Каспийского заповедника (заповедника с таким названием нет, вероятно, речь идет об Астраханском заповеднике).Для младшего и среднего возраста.
Книга о детдомовском пареньке, на долю которого выпало суровое испытание — долгая и трудная дорога, полная встреч с самыми разными представителями человеческого племени. Книга о дружбе и предательстве, честности и подлости, бескорыстии и жадности, великодушии и чёрствости людской; о том, что в любых ситуациях, при любых жизненных испытаниях надо оставаться человеком; о том, что хороших людей на свете очень много, они вокруг нас — просто нужно их замечать. Книга написана очень лёгким, но выразительным слогом, читается на одном дыхании; местами вызывает улыбку и даже смех, местами — слёзы от жалости к главному герою, местами — зубовный скрежет от злости на некоторых представителей рода человеческого и на несправедливость жизни.
Содержание: 1. Вниз по волшебной реке 2. Меховой интернат.
Право на счастливый конец дается писателю не легко. Как и в жизни, в правдивых рассказах герои идут не гладкой, накатанной дорогой, а сами прокладывают себе путь. Им приходится бороться, переживать, пересматривать свою жизнь. Но если даже герой рассказа не успеет достичь того, о чем он мечтает, не успеет одержать победы, то перед ним раскрывается горизонт будущего и огонек надежды не гаснет.В правдивых и поэтических рассказах этой книги не всегда все кончается хорошо. И порой рассказы навевают чувство грусти.
В сборнике две небольшие повести «За журавлями» и «Мальчишки из Бубёнок». В них рассказывается о жизни сельских ребят в годы революции и Великой Отечественной войны.Из повести «Мальчишки из Бубёнок» вы, ребята, узнаете о маленьких партизанах — Пете Горохове и Сене Крылове, которые жили и боролись с фашистами в тылу врага, на временно оккупированной территории. В повести «За журавлями» показан тяжелый путь трех мальчишек в революцию.Автор повестей Алексей Дмитриевич Глебов родился в 1921 году на Смоленщине.