Четвертое сокровище - [95]
— Зайдешь к маме?
— Конечно.
— И к сэнсэю?
— Да, наверное.
Тина вошла, держа в руках пакет. Мистер Роберт постучал в дверь спальни Ханако.
— Коннитива, Роберт-сан, — сказала мама.
Тина вернулась на кухню и уставилась в статью.
К тому времени, как Мистер Роберт собрался уходить, Тине удалось продраться через статью и даже понять большую часть, хотя некоторые детали остались неясными.
— Спасибо, — сказал мистер Роберт, стоя в дверях Кухни.
— Не за что.
Шепотом он добавил:
— Она выглядит подавленной.
— Так и есть.
— Ей станет лучше, когда она сможет вставать и ходить, — сказал Мистер Роберт. — И сэнсэй мне тоже не нравится. Он все время только рисует?
Тина кивнула.
>Как чудесно, однако, вместе с тем и страшно было бы проникнуть в сознание другого человека. Действительно понять его, почувствовать его радости и страхи. Узнать, что он думает о тебе. Неужели когда-нибудь для этого достаточно будет просто измерить нейрохимическую реакцию или локализовать нервные каналы и воспроизвести их в голове другого?
>Тетрадь по неврологии, Кристина Хана Судзуки
— Когда ты собираешься отпустить его домой?
— Я не держу его здесь в плену.
— Но он же не может сказать тебе, хочет ли домой.
— А не мог бы ты кое на что взглянуть? — спросила Тина, меняя тему. Она достала из рюкзака ксерокопию книжки. — Это «История Тушечницы Дайдзэн».
Мистер Роберт взял ее и всмотрелся в первую страницу.
— Я вот подумала — ты не мог бы ее перевести? Только основной смысл, не всю целиком, конечно.
Он осторожно переворачивал страницы, то и дело удивленно задерживаясь.
— Будет непросто — это древнеяпонский.
— Ты не обязан.
— Нет-нет, я хочу, — горячо возразил он. — Чтобы передать тебе основное содержание, много времени не понадобится.
Он просмотрел еще несколько страниц, и Тина поняла, что они никогда больше не будут вместе. После всего. что она ему наговорила, — после того, как он, вероятно. ей поверил.
Когда Мистер Роберт ушел. Тина проверила почту — гам не было ничего стоящего. Она прочла главу из книги профессора Портер о языке. Закрыла книгу и пошла в чулан. Сэнсэй отметил ее присутствие тем, что его взгляд несколько сфокусировался; потом он вновь вернулся к рисункам. «Скоро ему понадобится еще бумага», — подумала Тина, сидя рядом на полу.
В спальне Ханако боролась с подступающими волнами боли. Рассудок словно хотел оставить ее, улететь прочь. Из ее глаз текли слезы — слезы грусти, боли, тоски.
Интерлюдия
Ханако и Тэцуо
Апрель 1977 года
Кобэ, Япония
Ханако открыла окна и начала новый день с легкого завтрака и чашки чаю, прежде чем приняться за свою длинную поэму. По предложению сэнсэя Дайдзэн она разделила ее на части, каждая — из нескольких иероглифов. В день она писала по одной части и листки черновиков были разбросаны по всему дому.
Она проработала до полудня, легко перекусила и отправилась на занятие, захватив с собой лучшую утреннюю работу. Сэнсэю очень нравилось — сначала она не была в этом уверена. Она знала, что ее задумка была весьма амбициозной для начинающего.
Сэнсэй много с ней работал, и его предложения — как по содержанию, так и по исполнению — она принимала с радостью. Он воодушевленно предлагал новое, словно все это придумал он сам. Может быть, даже слишком. Его лицо немного менялось, когда он читал ее поэму, словно он глубоко задумывался.
Она вернулась с занятия и неожиданно обнаружила, что Тэцуо уже приехал с Гавайев. Он сидел на стуле в гостиной, и ее листки валялись по всему полу у его ног.
— Здравствуй, жена, — сказал он. Голос пронзил ее своей холодностью.
— С возвращением, — ответила она, стараясь го ворить как обычно. — Я не знала, что ты вернешься: я бы все это убрала.
Он поднял один листок с иероглифами.
— Что это?
— Я занялась сёдо.
— У тебя прирожденный талант.
— Спасибо.
Она встала на колени и начала собирать листки.
— Как там отель?
Тэцуо поднял еще один листок.
— Все шло хорошо до этого звонка.
— Звонка? Тебе позвонили?
Он начат рвать листок, Ханако вздрогнула.
— Да, мне позвонили. Мне сказали, что у тебя роман с твоим сэнсэем по сёдо. — Листок разорвался пополам. Тэцуо взял другой и тоже начал рвать его. — «Сёдо? — переспросил я. — Но моя жена не занимается сёдо».
Он рвал листки один за другим, и Ханако ничего не могла сказать.
— «Моя жена не занимается сёдо», — повторил Тэцуо. — Но ты занимаешься сёдо. — Он разорвал еще листок. — И у тебя роман.
Ханако задрожала.
— Я все знаю про тебя и твоего сэнсэя, — сказал Тэцуо, вставая. Он вышел на кухню, где на столе были разложены принадлежности для каллиграфии. Она поднялась и двинулась за ним.
Он взял одну кисть и сломал пополам.
— Вот что я собираюсь сделать с кисточками твоего сэнсэя. — Он взял тушечницу и разломил ее на две части о край стола. — А это…
Ханако ахнула. Тэцуо бросил куски тушечницы на пол. Они со стуком упали на половицы.
Она рухнула на колени, сжимая в руках разбитую тушечницу. Пыталась соединить осколки, но у нее не получалось. Она пыталась снова и снова, но они никак не соединялись.
— Не надо, — молила она, — не делай этого.
Она посмотрела на Тэцуо — на его угрюмом лице проступило отвращение.
