Четвертое сокровище - [88]
Сэнсэй отложил свое произведение и вымыл кисти и тушечницу. Хозяин постоялого двора показал ему тропинку, шедшую лесом вдоль реки.
— Здесь много прекрасных видов, сэнсэй, — сказал старик почти грустно, словно чувствовал это уже не сам, а лишь через своих гостей. Сэнсэй Курокава поблагодарил его и взял на обед лепешки из горного картофеля.
Тропинка вела вдоль реки, и он иногда подходил к воде так близко, что до него долетали брызги. Он добрался до небольшого притока, и некоторое время шел вдоль него. По руслу струился тоненький ручеек. Отойдя достаточно далеко от шумной реки, он услышал, как ручеек, приятно журча, стекает по скалам в маленький пруд среди скал.
Сэнсэй Курокава сел на корточки и прислушался. Звук умиротворял и восхищал его, и он улыбнулся.
— Там есть еще, — раздался женский голос, нежный, как журчание ручья. Сэнсэй Курокава оглянулся. Женщина, на несколько лет моложе его, была одета в простое кимоно, завязанное свободно, как для прогулки по горам. — По всему ручью есть такие места, где можно услышать музыку воды, сэнсэй, — сказала она.
— Музыку воды? Мне хотелось бы ее послушать.
— Пойдете со мной?
— Да.
Она шла медленно, осторожно ставя ноги в простых соломенных сандалиях на покрытые мхом скалы, и ее лодыжки блестели на солнце.
— Откуда вы узнали, кто я?
Пройдя несколько шагов, она ответила:
— Это маленькая деревня. Простите мою нескромность.
— Что вы. Конечно, это маленькая деревня.
— Мы все наслышаны о вас. Кое-что мы знаем о мире, несмотря на свою удаленность.
Женщина остановилась у еще одного места, где ручеек протекал между скал. Оба сели рядом на корточки и стали слушать. Ручеек делился на две неравные струйки — большая текла медленнее и спокойней, и звук ее был глубже, а маленькая легко журчала. Два звука гармонично сливались, словно играли в лад.
— Он не всегда так красиво звучит, — сказала женщина. — Иногда бывает не в голосе. Сегодня особый день.
— Музыка воды каждый день звучит по-разному?
Она легко рассмеялась:
— О да. Ведь мир каждый день меняется, правда?
Они долго сидели, прислушиваясь.
— Хотите еще послушать другие мелодии?
— Да.
Они нашли еще три таких места, и у каждого был свой голос; у последнего они остановились, чтобы вместе перекусить.
— Вы часто приходите слушать музыку воды? — спросил сэнсэй Курокава.
— Когда только могу.
— Я рад, что нашел эти места. И я рад, что вы были здесь и показали мне остальные.
Она слегка поклонилась, и он увидел ее шею. Когда она подняла глаза, их взгляды на миг встретились. Она поднялась и сказала:
— Я должна идти. Сюда обычно приходят, чтобы побыть в одиночестве.
Сэнсэй не хотел оставаться один, но она уже ушла, ступая гораздо легче и проворней, чем по пути сюда.
Каждое утро сэнсэй Курокава писал историю, которую ему рассказывал старый наставник. Он словно записывал рассказы. будто бы сам переживал те времена — те поколения. войны и перевороты, личные победы и трагедии, связанные с тушечницей. Он сознавал. что приукрашивает факты — или, по крайней мере, то, что рассказывал ему сэнсэй. Чем дальше он писал, тем больше добавлял от себя — вплоть до того, что становился одним целым с историей каждого сэнсэя, разворачивающейся вокруг Тушечницы Дайдзэн.
>Слово «музыка» — «онгаку» — состоит из двух иероглифов: «он», что значит «звук», и «гаку» — «музыка» или «удовольствие». «Он» происходит от иероглифов «рот» и «язык». «Гаку» — туманная отсылка к «нитям на дереве дуба», возможно, намекает на нити шелкопряда и удовольствие от того, что находишь их (словно поешь от радости?). Черты этих иероглифов должны петь от радости, словно отыскиваешь истинную любовь, которая приходит незвано и от которой никуда не деться, как ни старайся.
Каждый день после работы он брал с собой еду и шел гулять по тропинке, всегда проходя вдоль ручейка, чтобы послушать музыку воды. Она действительно каждый день менялась. И каждый день он встречал в одном из таких мест ее — женщину музыки воды. Они тихо слушали, а потом, по-прежнему не произнося ни слова, творили свою музыку, словно их тела были живыми музыкальными инструментами. И она, как целый мир, каждый день звучала по-иному.
В конце концов сэнсэй Курокава дописал до конца историю тушечницы, рассказав и свою собственную. Это было сложнее всего. Его история была слишком реальна, он стоял к ней слишком близко. А может быть, просто не хотел, чтобы она заканчивалась, — чтобы не переставать слушать музыку воды с той женщиной.
>Иероглиф «место» — «токоро» — развился из иероглифов «дверь» (используется фонетически) и «топор» или «рубить». Неясно, почему звук рубки обозначает «место». Возможно, место характеризуют особые звуки. В самом деле, они являются частью места — так же, как его вид и запахи. Черты должны быть вескими, поскольку «место» обозначает нечто существенное в нашей памяти, то, к чему могут прикрепиться эмоции: будто стена, благодаря которой висит картина.
Он бы отдал Тушечницу Дайдзэн, лишь бы остаться в Дзюдзу-мура, но знал, что должен вернугься в школу. У него теперь так много обязанностей, так много учеников. Целая традиция погибнет, если он не вернется.
Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).