Четвертое сокровище - [46]
— Я здесь, Ха-тян. — Голос Ханако доносился из комнаты. Сгорбившись, мать сидела в кресле и надевала носок.
— С тобой все в порядке?
— Хай[51].
— Как дела на работе?
— Хорошо. Некогда.
— Что скажешь, если я тебе приглашу на бранч?
— Бранч?
— Ну, знаешь, это еда между завтраком и ланчем.
— Это я знаю. Я не очень хочу есть.
— Давай пойдем в «Сент-Фран».
— Там так дорого.
— Я плачу. Прошу тебя.
Убедив мать пойти, она повела ее вниз по лестнице.
— Когда только они починят лифт? — спросила Тина.
— Управляющий сказал, что нужна еще неделя.
— У него уже три недели «одна неделя».
— Они его починят.
Тина решила больше об этом не говорить. Она давала множество подобных обетов. Не спрашивать, нельзя ли переехать в другое место, где у нее будет настоящая спальня, не просить мать прекратить работать официанткой, не спрашивать об отце, не упоминать Японию.
В результате оставалось не так уж много тем для разговоров.
Тина и Ханако прошли вниз по Буш-стрит к Пауэлл, повернули к «Вестин-Сент-Фрэнсис» на Юнион-сквер. В ресторане им тут же нашли места. Официант был примерно ровесником Тины, пряди волос у него были модно обесцвечены.
— Привет, меня зовут Джереми. Я буду сегодня вас обслуживать.
Тина заказала газированную воду с лимоном. Ханако выбрала зеленый чай. Тина закатила глаза: хоть бы мама заказала что-нибудь другое, не то, что она и так пьет каждый день дома или на работе. Кроме того, может, у них вообще нет зеленого чая. Джереми улыбнулся и сказал:
— Прекрасный выбор, мэм.
Ханако, видимо, обрадовал комплимент официанта Она оглядела ресторан с его массивными люстрами и старыми картинами в позолоченных рамках.
— Мы не были здесь очень давно. Последний раз — когда ты окончила школу.
Слово «школа» напомнило о статьях, которые нужно было прочесть. Она еще не начала ничего для другого семинара. Живот стянулся узлом беспокойства. Завтра придется читать весь день. Скорее всего — в библиотеке или кофейне. При этой мысли она успокоилась, с удовольствием предвкушая день наедине с книгами.
Ханако изучила меню.
— Что ты будешь заказывать?
Тина взяла свое.
— Пока не знаю.
Джереми принес им напитки и спросил, готовы ли они сделать заказ.
— Сначала ты, Ха-тян.
Тина выбрала семгу, сваренную на медленном огне в белом «совиньоне» с травами. Когда официант заметил, что и это прекрасный выбор, Ханако заказала то же самое. Когда он отошел, Тина сказала:
— У меня есть кое-что, и я хочу тебе это показать. — Она достала несколько рисунков сэнсэя Дзэндзэн. — Что ты об этом думаешь?
Ханако взяла рисунки.
— Нани[52]?
— Ты знаешь сэнсэя Мистера Роберта по сёдо?
Ханако взглянула на дочь:
— Сэнсэя Дзэндзэн?
Тина показала на рисунки.
— У него случился удар и кровоизлияние в мозг, и теперь он не может писать. Он, однако, нарисовал вот это. Один из наставников школы сказал, что изображения напоминают иероглифы.
Ханако пролистнула страницы.
— Они ничего не значат.
— У сэнсэя — то, что называется аграфией. Повреждение мозга, после которого он потерял способность писать иероглифы. Как если бы ты писала букву «t» и забыла перечеркнуть ее сверху, или если бы написала половину буквы «О».
— Ты видела его?
— Сэнсэя? — Ханако кивнула. — Видела пару раз в больнице, совсем недавно. Большая часть тех исследований, которыми я планирую заниматься, связана с людьми, у которых поврежден мозг. Инсульты, кровоизлияния, опухоли, последствия хирургического вмешательства. — Тина показала на рисунки. — Ты можешь в них разобраться?
— Как он выглядит?
— А? Как выглядит?
— Ладно, — ответила Ханако и вновь переключилась на рисунки. — Нет. Не могу. Можно я оставлю их у себя?
— Конечно, — ответила Тина в тот момент, когда Джереми принес их семгу. Ханако положила рисунки на колени, прижав их плотно рукой, словно они могли улететь.
— Вот, мам, что ты думаешь? — Тина держала набор полотенец, взятых из отдела льняных изделий «Мэйсиз». Ханако провела рукой по ткани. — Ну как?
— Мне не нужны новые полотенца.
— У тебя же старым уже десять лет. Они рассыпаются на части.
Ханако сжала материю, словно пробуя на крепость мускусную дыню.
— Тебе виднее, Ха-тян. Ты знаешь, что делаешь.
— Я ничего не делаю, я просто пытаюсь купить тебе полотенца.
— Тебе кажется, я трачу мало денег. Потому что я коплю их для тебя.
— Ма, это же просто несколько полотенец.
Ханако вернула полотенца на полку. Похлопала по ним и сказала:
— Это хорошие полотенца. Может, они когда-нибудь мне понадобятся.
Ханако провела пальцем по следам от маркера сэнсэя Дзэндзэн. Черты были сильными, в них узнавался стиль сэнсэя, хоть они и были написаны маркером, а не кистью. Некоторые были явно иероглифическими — частями иероглифов, — но, как и сказала Хана, вместе складывались лишь в бессмыслицу. Она подержана бумагу на просвет, словно целиком иероглиф можно было распознать лишь так.
Ничего. Ни в одном никакого смысла.
И в то же время в них угадывалось какое-то чувство. Ощущение смысла. Она долго смотрела на один, пытаясь уловить смысл без размышления, как это они часто делали на занятиях с сэнсэем. Так много лет тому назад.
Но ничего не пришло. Никакого значения. Никаких ощущений. Она закрыла глаза — рисунок негативом отпечатался на внутренней стороне ее век. Белое на черном. Но все равно никакого смысла.
