Четвертое сокровище - [36]
— Я могу вас отвезти в одно местечко поблизости. Там неплохо.
— Неплохо мне подходит.
Они сели в машину, и Годзэн отвез Тину к небольшому кафе всего лишь в паре минут от больницы. Там подавали супы и сэндвичи. Они сели за столик у окна. В такое позднее время ели всего несколько посетителей. Столы были покрыты скатертями в красную клетку. Тина заказала половину вегетарианского сэндвича, чашку грибного супа-пюре и холодный чай. Годзэн себе попросил то же самое.
После того как у них приняли заказ и принесли чай, Тина заговорила:
— Врач сказал, что у сэнсэя обширное повреждение, особенно пострадали зоны мозга, отвечающие за порождение и понимание речи. Вот эти. — Она дотронулась до левой стороны своей головы.
— Есть ли надежда на улучшение?
— Они пока не знают, насколько серьезны повреждения. Им нужно взять еще несколько анализов. Часть симптомов — неспособность говорить и писать, даже неспособность понимать, когда с ним разговаривают, — могут быть временными. У него в мозгу образовалась небольшая опухоль — естественная реакция на удар, вызванный разрывом сосуда. Когда опухоль спадет, можно ожидать некоторого улучшения.
Годзэн пристально смотрел на стол, слегка повернувшись к ней одним ухом, будто внимательно слушан.
После небольшой паузы он быстро кивнул и спросил:
— Но его состояние может и не улучшиться?
Тина объяснила, что не знает, но слышала, что при реабилитации нервные связи могут восстановиться и утраченные функции — отчасти вернуться. Однако, предупредила она, вряд ли следует ожидать полного восстановления.
Официант принес большие тарелки: на одной стороне возлежал вегетарианский сэндвич, раздувавшийся от жареного красного перца, красного лука и зеленых листьев салата, на другой стояла большая чашка супа.
— Приятного аппетита, — сказан официант. — Через минуту я подам еще чаю.
Тина попробовала суп.
— Вкусно, — оценила она. Годзэн вздохнул с облегчением.
Тина отодвинула ложку, залезла рукой в рюкзак и вынула листок, отданный врачом.
— Это нарисовал сэнсэй.
Взгляд Годзэна задвигался по листку, брови хмурились.
— Не может быть, чтобы это сделал сэнсэй.
— Некоторые части похожи на кандзи, некоторые — на кану, но я и то, и другое знаю плохо.
Годзэн взял рисунок и стал изучать его — в какой-то миг даже перевернул вверх ногами.
— Эти рисунки сделаны в стиле сэнсэя Дзэндзэн, только не столь энергично. И черты не складываются ни в иероглифы, ни в азбуку. — Он повернул лист и показал ей на часть рисунка. — Вот это часть иероглифа «вода». Вы не дадите ручку?
Тина вытащила из рюкзака ручку и протянула ему На салфетке он изобразил иероглиф «вода».
— Вот это «мидзу», вода. На рисунке есть часть этого иероглифа, — он показал на несколько черт, — но в целом иероглифа, похожего на то, что здесь нарисовано, нет.
— Понятно, — сказала Тина. — Не кажется ли вам, что этим он хочет что-то сообщить, но не может вспомнить весь иероглиф целиком?
Годзэн втянул воздух через зубы.
— Не знаю. Я не могу найти никакого смысла в его рисунках. Здесь все смешано, как… в мазне. Это правильное слово?
— В каракулях?
— Да, каракули.
— Вы сказали, что отдельные черты похожи на стиль сэнсэя, только слабее. В каком смысле слабее?
Годзэн показал на мазок, о котором шла речь.
>Первый иероглиф — «бё» — изображает человека, лежащего на кровати, и значит «болезнь». Иероглиф произошел от идеограммы, изначально имевшей значение «большой алтарь». Значение может отсылать к понятиям «большой», «калечащий» или «фатальный». В чертах должен быть размах, чтобы не дать болезни завладеть духом больного. Второй иероглиф — «хицу» — состоит из сочетания идеограмм «бамбук» и «кисточка в руке». Для письма чаще всего брали бамбуковые кисточки, хотя каллиграфы пользовались ими крайне редко. Тем не менее, бамбуковые кисточки дают ощущение изначальной сельской простоты, описываемой традиционным японским понятием «ваби-саби»>[48]>.
>Дневник наставника. Школа японской каллиграфии Дзэндзэн.
— Вот здесь его маркер двигался кругами, словно его разум расстроен. В сёдо есть специальный термин — «бьёхицу», что буквально значит «больная черта». — Годзэн нарисовал иероглиф на салфетке. — По тому, как нанесены кистью черты иероглифа, можно определить, болен ли человек, написавший его, или его сознание не сосредоточено на том, что он писал. Черты могут показать духовное и ментальное состояние человека. Сэнсэй сказал бы, что каллиграфия — картина сознания пишущего.
Тина внимательно посмотрела на рисунки сэнсэя.
— Значит, вы утверждаете, что эти рисунки «бьёхицу»?
— Очень «бьёхицу».
— Интересно, — заметила Тина. Она записала слово и скопировала иероглиф в свою записную книжку.
Тина стояла в кабинете профессора Портер на втором этаже восточного крыла института и смотрела, как та подписывает Тинино заявление в Отдел финансовой помощи. Когда она закончила, Тина сказала:
— Я была у учителя каллиграфии — того, который перенес удар. — Она показала профессору рисунки сэнсэя и пересказала все, что ей объяснил Годзэн.
— Классические признаки аграфии.
Профессор Портер встала из-за стола и подошла белой пластиковой доске на стене. На ней было накарябано несколько объявлений («Конференция,
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.
Ремонт загородного домика, купленного автором для семейного отдыха на природе, становится сюжетной канвой для прекрасно написанного эссе о природе и наших отношениях с ней. На прилегающем участке, а также в стенах, полу и потолке старого коттеджа рассказчица встречает множество животных: пчел, муравьев, лис, белок, дроздов, барсуков и многих других – всех тех, для кого это место является домом. Эти встречи заставляют автора задуматься о роли животных в нашем мире. Нина Бёртон, поэтесса и писатель, лауреат Августовской премии 2016 года за лучшее нон-фикшен-произведение, сплетает в едином повествовании научные факты и личные наблюдения, чтобы заставить читателей увидеть жизнь в ее многочисленных проявлениях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В книгу вошли повести и рассказы о Великой Отечественной войне, о том, как сложились судьбы героев в мирное время. Автор рассказывает о битве под Москвой, обороне Таллина, о боях на Карельском перешейке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.