Четвертое измерение - [3]

Йозеф Пушкаш отчетливо видит всю сложность, а нередко и деликатность проблемы борьбы с многочисленными разновидностями потребительской психологии. Ведь от коррозии мещанства нет абсолютной защиты, поскольку оно, как размышляет писатель в недавнем интервью, «бывает и культивированное, даже приятное на вид, и в таком привлекательном обличье оно, вероятно, знакомо любому из нас… Как же в таком случае распознать его, как не ошибиться в диагнозе? Я думаю, что не всегда это легко сделать, что для этого требуется известная доля безжалостности — каждый должен изничтожать мещанина в самом себе: в своей собственной жизни легче установить, что в ней от настоящего, оригинального, а что имеет цену лишь расхожей копии, призванной в утилитарных, практических целях представить человека с казовой стороны, ради сиюминутного успеха, ради светского глянца. Мещанство мне не по нутру…»

Лукаш Грегор на практике осуществляет рекомендацию Пушкаша, последовательно выискивая и вытравляя из себя мещанина. Почти до самого конца повести мы являемся свидетелями мучительной расчистки нравственного фундамента для последующего обновления личности. Мы расстаемся с героем на пороге этого обновления. Как сложится дальше его судьба? Ведь самое трудное ему еще только предстоит. Найти ошибку — это лишь полдела, важно ее исправить…

Бескомпромиссный социально-этический анализ, предпринятый Пушкашем в «Признании», во многом подготовил его следующую повесть, «Четвертое измерение» (1980). В этом на сегодняшний день наиболее зрелом произведении писателя как бы сведены воедино две основные доминанты, до сих пор словно попеременно выступавшие на поверхность его творчества: взыскующая строгость нравственных оценок и страстная мечта о воцарении гармоничных взаимоотношений между людьми. Живым олицетворением такого синтеза является в повести ее главный герой, молодой учитель, носящий довольно редко встречающуюся в Словакии фамилию — Ротаридес. Но именно в силу своей необычности она сразу же вызывает у словацкого читателя конкретные ассоциации. Дело в том, что у героя повести есть в словацкой истории славный однофамилец — Ян Ротаридес (1822—1900), тоже, кстати, школьный учитель по профессии. Известен же он тем, что в марте 1848 г. вместе с выдающимся словацким поэтом-революционером Янко Кралем поднимал крестьян в южнословацких деревнях на восстание против помещиков, под лозунгом свободы, равенства, братства. Этот исторический факт известен в Словакии каждому со школьной скамьи, и, конечно же, именем Ротаридеса Пушкаш воспользовался не случайно. Потому что его герой, физик и математик по образованию, тоже в известном смысле романтик, стремящийся пробудить в своих учениках тягу к «иным мирам», обладающим бо́льшим числом измерений, чем тот, к которому «мы привыкли». Лишь преодолев инерцию стереотипа, подхлестнув свое воображение, люди получат ключ к таким загадкам, которые невозможно решить, оставаясь в пределах привычных трех измерений.

Эти размышления Ротаридеса во многом не выдерживают научной критики, но автору важнее другое: теоретические проблемы из общей теории относительности оказываются увязанными в повести с житейскими проблемами современного человека. Под понятием «четвертое измерение» подразумевается, по существу, общая культура человеческого духа, гуманистические ценности мировой цивилизации и не в последнюю очередь — преемственность высоких нравственных идеалов, передаваемых из поколения в поколение. Органическое приобщение к ним только и может дать подлинные гарантии творческого, содержательного существования на уровне требований века, открывшего новую эру в истории человечества.

Говоря здесь о самом общем смысле этой повести Пушкаша, мы, разумеется, интерпретируем не столько текст, сколько подтекст, глубинный пафос произведения. А непосредственно в нем речь идет о типичных мытарствах молодой симпатичной семьи, теснящейся в однокомнатной квартире где-то на восточной окраине Братиславы; об их скромных радостях и огорчениях, которые в изобилии доставляет родителям самый маленький член семьи, Вило; о надеждах и разочарованиях, связанных с неоднократными попытками квартирного обмена; словом, речь идет прежде всего о той стороне жизни, которую принято именовать частной, интимной или же попросту бытом. Причем герои отнюдь не демонстрируют некоего святого пренебрежения неудобствами своего существования, в особо отчаянных ситуациях в душе терпеливой и деликатной Тонки даже возникает нечто вроде классовой ненависти к владельцам роскошных вилл, расположенных как раз напротив окон их дома. Но в том-то и дело, что эти жгучие проблемы, бесконечно усложняющие повседневное существование четы Ротаридесов, вносящие диссонанс в их личные взаимоотношения, не в состоянии вытеснить главного из их жизни — духа внутреннего взаимопонимания, отзывчивости на страдание ближнего, деликатного уважения индивидуальных духовных склонностей и интересов друг друга. Частная жизнь этой семьи пронизана токами высокой гуманистической культуры, как бы непосредственно участвующей в формировании нравственных оценок по поводу, казалось бы, самых незначительных и проходных явлений. Недаром в своих внутренних монологах и Ротаридес, и его жена Тонка прибегают к литературным ассоциациям. Пушкаш словно примеривает на своего героя то блузу Родиона Раскольникова, то доспехи благородного рыцаря из Ламанчи… Да и тени Томаса Манна, Анатоля Франса совершенно естественно возникают на страницах этого яркого произведения молодого словацкого автора.