Четвёртая осень - [13]

Шрифт
Интервал

Третьей пиалы не было, поэтому Виктор Карманов, которого я впервые увидел, если не ошибаюсь, в середине марта, пил из эмалированной кружки. Ему было все равно - из чего, что... Сколько раз довольствовался, не замечая, чистым кипятком! А не замечая оттого, что был заворожен собственным красноречием.

Говорил он лихо. Никого не щадил, и меньше всего - самого себя. С каким-то даже удовольствием прохаживался по собственной персоне.

Тебе должно было нравиться это. И сам он мог нравиться тебе ироничный, прочитавший уйму книг, плюющий на авторитеты.

Не просто нравиться. Не просто... Я подумал об этом в первый же вечер, когда познакомился с ним у Вальды и понял, что он здесь свой человек. Стало быть, он прекрасно знал тебя, но ему невдомек было, что я - твой отец (а сказать прямо об этом в моем присутствии Вальда не решался), и он продолжал с упоением рассуждать об инстинкте самосохранения.

Наш хозяин забеспокоился. "Вот, кстати, Алексей Дмитриевич... Он как раз занимается тем, что сохраняет. В промышленных масштабах. ." - "Не понял,- сказал Карманов.- Что значит - сохраняет в промышленных масштабах?" И, повернувшись, поглядел на меня сверху насмешливыми глазками. "Алексей Дмитриевич,- с запинкой объяснил Вальда,- командует всеми консервными заводами области".- "Прекрасная работа,- отозвался Карманов.- Она располагает к мудрости. И знаете почему? Потому что...- Он вдруг осекся.Консервные заводы? Так вы... Ваша фамилия..." - "Танцоров,- сказал я.- Моя фамилия Танцоров".

Карманов, насупившись, отвел взгляд. Стянул очки, долго протирал их полой кургузого пиджачка, а Вальда тем временем хлопотал с чаем и все говорил, говорил что-то, но все равно такая тишина стояла в бойлерной...

Наконец журналист надел очки. "Я знал вашу дочь",- произнес он.

Семь или восемь месяцев прошло после твоей смерти, весна в разгаре была - первая весна без тебя. Все расцветало, распускалось, смеялись девушки, а в синем небе летел наискосок красный шарик. Боже мой, как, оказывается, это может быть страшно: обычный детский шарик в весеннем небе! Задыхаясь, я просунул руку под стянутый галстуком ворот рубашки, рванул, пуговица отлетела... Обычный детский шарик. Просто шарик, и ничего больше. Я понимал, конечно, что нервы у меня ни к черту, и все понимали, а Лобиков - тот прямо-таки опекал меня на правах близкого человека. Самого близкого... О моих нервах пекся - как пекся о них в тот день, когда, открыв обитую с обеих сторон дверь, произнес смиренно: "Вы позволите, Алексей Дмитриевич?" Бесшумно пересек кабинет, постоял с опущенными глазами, неслышно стул отодвинул, и лишь когда я, снедаемый страхом за мать, просипел: "Да говорите же наконец!" - изрек торжественно: "Мужайтесь, Алексей Дмитриевич. Мужайтесь!" И снова сделал паузу, подлец.

Вальда не знал. Эта бессмысленная улыбка, эти механические, как у заведенной куклы, кивочки... "Когда,- повторил я,- она была у вас последний раз?" Он все улыбался и кивал. Никак не мог уразуметь, чего я теперь, когда тебя нет на свете, хочу oт него. Я объяснил. Была ли ты у него в воскресенье, последнее воскресенье августа, двадцать восьмого числа? Сосредоточившись, встревоженно покачал он своей большой головой: "Нет. Я не дежурил в воскресенье"

А если б дежурил? Если б Рада не дала ключ? Если б не в понедельник, а в воскресенье вечером ткнулся сосед в не запертую тобой дверь (почему, задумав такое, не заперла ты дверь?) и выволок бы тебя, еще живую, на свежий воздух, и откачал бы, как, случалось, откачивали горемык, что слишком торопились закрыть трубу?..

Двое детей и их отец погибли так на Фонтанной улице. Лишь мать из последних сил, уже в беспамятстве, выползла на порог, но - боже мой! - что ждало ее, когда очнулась! Весь Светополь говорил об этом. Тебе лет семь или восемь было, ты рисовала что-то, но, оставив карандаш, подняла испуганные глаза. "А мы не можем угореть?"

Хоть бы капелька этого страха сохранилась в тебе! Хоть бы капелька... Я успокоил тебя: ну что ты, у нас ведь и печки нет, но этот случай врезался тебе в память. Спустя несколько лет заговорила о нем на подмосковной даче: "Помнишь, на Фонтанной двое детей угорели?"

Я не сразу даже понял, о чем это ты. Какая-то Фонтанная (к тому времени ее уже переименовали), дети какие-то... Все давно выветрилось из головы, а ты, оказывается, держала.

Может, это-то и погубило тебя. Все помнила, все - мы с матерью, глупцы, не могли нарадоваться на твою память. Сколько мусора накопилось в ней за четверть века!

"Она ведь часто бывала у вас?" - спросил я Вальду. Он закивал: "Часто...- А затем уточнил: - Раньше".

Раньше - это до августа? В июле? В июне? Или еще раньше? Лето, как и в нынешнем году, выдалось знойным, картофельную ботву выжгло, она ссохлась и пожелтела, а клубни в потрескавшейся земле редко превышали размерами грецкий орех. Ты сидела у распахнутого настежь окна, но как-то сбоку и в сторонке, не глядя на улицу, медленно остывающую от дневного зноя. Даже книги не было у тебя. Ты вообще стала меньше читать, реже выходила по вечерам из дома, зато подолгу простаивала возле аквариума, пока он не развалился вдруг на две части.


Еще от автора Руслан Тимофеевич Киреев
Победитель. Апология

Два романа, вошедшие в книгу, посвящены современности, теме нравственного становления личности. В центре романа «Победитель» — молодой ученый, размышляющий не только над сугубо специальными, но и над многими вопросами этического характера. Об ответственности человека перед самим собой и перед обществом задумывается и герой романа «Апология». Оба романа написаны в едином стилистическом ключе и представляют своеобразную дилогию.


Великие смерти: Тургенев. Достоевский. Блок. Булгаков

Новая книга известного писателя Руслана Киреева не только рассказывает о том, как умирали классики русской литературы, но, главное, реконструирует их отношение к смерти, начиная с ранних лет и кончая последними часами жизни. Сам характер этих отношений, неизбежно драматичный, подчас трагический, накладывает несомненный отпечаток на их творчество, определяя и острый психологизм, и напряженный внутренний сюжет произведений. Книга строго документальна В основе ее письма и дневники, воспоминания и архивные бумаги, а также тексты художественных произведений писателей.Книга продолжает ранее вышедшую в издательстве работу, посвященную Гоголю, Льву Толстому и Чехову.Для учителей общеобразовательных школ, гимназий и лицеев, студентов, аспирантов и преподавателей гуманитарных вузов, а также для всех, кого интересует отечественная словесность.


Посланник

Роман «Посланник» (открывающий своеобразную трилогию, объединенную по замыслу автора не структурно, но внутренне) воссоздает один день нашего современника, за действиями и даже сокровенными мыслями которого наблюдает из укрытия загадочное существо, величающее себя Затворником.


Пир в одиночку

Три лучших романа известного писателя Руслана Киреева впервые выпущены в одной книге к его 70-летию. Все они были напечатаны в периодике, тепло встречены читателем и критикой, удостоены журнальных премий. Роман «Посланник» (открывающий своеобразную трилогию, объединенную по замыслу автора не структурно, но внутренне) воссоздает один день нашего современника, за действиями и даже сокровенными мыслями которого наблюдает из укрытия загадочное существо, величающее себя Затворником. Завершается однотомник романом-эпилогом «Мальчик приходил».


Неудачный день в тропиках

В новую книгу Руслана Киреева входят повести и рассказы, посвященные жизни наших современников, становлению их характеров и нравственному совершенствованию в процессе трудовой и общественной деятельности.


До свидания, Светополь!

В свою во многих отношениях итоговую книгу «До свидания, Светополь!» известный прозаик Руслан Киреев включил повести, посвящённые землякам, жителям южного города. В этих произведениях писатель исследует духовный мир современника во всем разнообразии моральных и социальных проявлений.


Рекомендуем почитать
Мы вдвоем

Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.


Пробуждение

Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.


Без воды

Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.