Поскольку философия учит жизни и детский возраст так же нуждается в подобных уроках, как и все прочие возрасты, — почему бы не приобщить к ней и детей?
Мишель Монтень
С Монтенем соглашаться не обязательно, потому что жизни не учит даже философия. Жизни учит только жизнь, а философия учит размышлять о ней и философски смотреть на её повороты, что, впрочем, полезно и детям. Эта книга — для детей, хотя и не только для них.
В одном шутливом «определителе современных наук» философию именуют предметом, который вызывает у всех аллергию. Чтобы избежать этой опасности, пытаясь на нескольких страницах объять необъятное, автор предпочел выбирать интересное для себя, делая это субъективно и произвольно. Возможно, эти заметки быстрее помогут читателю представить себе живших когда-то людей и некоторые занимавшие их вопросы, чем энциклопедическая справка или учёный труд. Конечно, такие этюды годятся только для первого знакомства, но о каждом, кого мы упоминаем в этой книжке, написано столько, что желающие всегда найдут, что почитать. Я лишь предлагаю сделать первый шаг вместе.
Философами были разные люди — учёные-домоседы и бродяги, императоры и рабы. Все они по-разному старались ответить на вечные вопросы: что придает жизни смысл — добродетель или любимое дело, противостояние страстям или, наоборот, наслаждения? Неизбежно ли то, что с нами происходит? Свободны ли мы в своих поступках или всё имеет свою естественную причину? Существует ли Бог и как складываются наши с ним отношения? Есть ли что-то выше закона, права, интересов отечества? Почему счастье конкретного человека далеко не всегда зависит от его добродетелей?
Ответы у каждого свои. Ведь все мы немного философы, со своими житейскими принципами — от расхожего «не живи, как хочется, а живи, как можется» до возвышенного «жить — значит мыслить», и потому среди нас живут скептики и стоики, циники и эпикурейцы, вольтерьянцы и марксисты. Из множества философских вопросов автор отдает предпочтение самому, на его взгляд, практичному — как человеку следует жить? Поэтому в книге заметное место отдано этическим воззрениям разных мыслителей. Многие их выводы, хоть и не окончательные, интересны и по сей день. Однако дело тут не столько в готовых ответах, сколько в умении задавать вопросы и самому отвечать на них. Это нужно хотя бы для того, чтобы узнавать о долге гражданина, правах человека или смысле собственной жизни не от философствующего чиновника или старшего по званию. В таких вопросах есть другие авторитеты, к чьим словам прислушиваются многие поколения.
«Я медленно учился жить. Ученье трудно мне давалось», — признавался поэт. Но ничего полегче тут придумать нельзя, если не хочешь жить «как можется».
Рассказывают, что Сократ однажды поинтересовался у знакомого афинянина, знает ли тот, что такое справедливость. Самоуверенный молодой человек не сомневался, что знает. Но, побеседовав с философом, вынужден был признать, что вопрос непростой: ведь порой даже кражу (причем у друга!) следует признать справедливой, если, например, украдено оружие ради того, чтобы удержать человека от необдуманного поступка.
Со справедливостью, как известно, и по сей день немало путаницы. Что же говорить о самой философии, которую называют царицей наук, предмете куда более спорном… Что это такое и зачем она нужна? Паскаль был уверен, что вся философия не стоит и часа труда, зато Кант утверждал противоположное: если существует наука, действительно нужная человеку, говорил он, то это та, которой я учу, и из которой можно научиться, каким надо быть, чтобы быть человеком. Платон оставлял философии только познание вечного и непреходящего, а Декарт понимал под ней вообще всю науку — целостную, единую.
Действительно, философия — наука особенная. В ней нет единодушия и общепризнанных результатов. Ни одно учение не может претендовать на звание единственно верного, и взгляды одного мыслителя могут ничего не значить для другого. Но в таком случае стоит ли она вообще внимания? Для тех, кто задумывается о жизни и смерти, кто хочет увидеть смысл в повседневной, будничной суете, — стоит.
Философских вопросов можно задавать много, но вот какой из них — главный? Тут тоже нет единомыслия. Энгельс считал таким вопросом отношение мышления к бытию, его интересовало, что первично, сознание или материя. Но далеко не все склонны называть этот вопрос основным. Француз Альбер Камю, например, полагал, что решить, стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой, значит ответить на основной вопрос философии. А вот Эпикура больше занимало другое. Для него вопрос был не в том, жить или нет, а как прожить счастливо. Западных философов больше интересовал принцип устройства мира, причина его развития. Стремление ответить на это без помощи магии и богов породило греческую философию.
Свои представления о мире и человеке издавна имелись и на Востоке, причем настолько своеобразные, что историки предпочитают делить философию на западную и восточную. Древнекитайские мудрецы Лао-цзы и Конфуций, подобно грекам Платону и Аристотелю, оказали такое влияние на умы потомков, которое чувствуется и по сей день. Но на Востоке, в отличие от Запада, пренебрегали прикладными науками, считая основной задачей человека нравственное самосовершенствование. В Китае, например, не было той пропасти между политиками и философами, преодолеть которую хотел Платон. Странствующие проповедники здесь нередко становились крупными чиновниками, а то и министрами, и потому мудрецов в первую очередь интересовали вопросы управления обществом, отношения между «верхами» и «низами», этикет, ритуал. Воспитать человека в те времена означало научить его как следует исполнять свое общественное дело. Тогда, полагал Конфуций, в человеке проявится человечность: он поможет другому достичь того, чего хотел бы сам, и не будет делать того, чего не желает себе.
