Чет-нечет - [19]

Шрифт
Интервал

Для верности она нащупала за собой стену и тем восстановила верх и низ.

Патрикеев сел, рассеянно подвинул письмо с его задравшимися по сгибам краями.

– Откуда тебя знает печатник и думный дьяк Федор Федорович Лихачев?

Так вот, значит, какой вопрос так долго ему не давался! В том, что глава Посольского приказа знал одного из полусотни своих подчиненных, хотя бы и самого мелкого, не было ничего удивительного. Странно было другое – что печатник и думный дьяк, особа, приближенная к государю, потрудился собственноручно написать об этом мелком, ничтожном служащем. Тут надо было задуматься.

– Отец мой Иван Малыгин и Федор Федорович Лихачев, они ведь знакомы были с молодых еще лет. Когда я родился… у меня есть сестра, она на меня похожа… мы вместе родились, двойня, нас одинаково и назвали: Федор да Федора. В честь Федора Федоровича Лихачева.

– И все же думный дьяк Федор Федорович дурно о тебе отзывается, – сказал Патрикеев, указывая пальцем в письмо.

Федька промолчала.

Дьяк свернул по старым сгибам верхний и нижний край листа, бережно сложил его еще раз пополам и глянул на Федьку.

– Будет окажешься вор, миропродавец, ябеда и дела не знаешь – пощады не дам, – резко сказал он. – За зернь, – запнулся, – выгоню. Дружков себе в Ряжеске подобрать не хитрость. Димка Подрез-Плещеев, ссыльный патриарший стольник. На посаде у него игорный притон, корчма с блядней. Туда вот и двигай прямой дорогой, там и последние штаны оставишь. У Димки четверо казаков в холопах заигранные. До кабалы доигрались. Посмотри хорошенько да вникни: у тебя в деле челобитная на Подреза. Евтюшка сдаст. Шафран! – покончив с наставлениями, крикнул он в закрытую дверь.

Призыв не пропал втуне – едва ли не тотчас вошел скромного росточка подьячий, с жидкой ощипанной бороденкой и раздерганными, как рачьи клешни, усами. В лице его читалось достоинство знающего свое место человека.

– Дай ему что-нибудь. Переписать, – небрежно кивнул в сторону Федьки дьяк Иван.

Шафран помешкал, но уточняющих вопросов задавать не стал. Принес чернильницу, перо, бумагу. Дверь больше не закрывалась, приказная братия теснилась у порога, наблюдая за испытанием с таким любопытством, что можно было думать, здесь ожидали – посольской выучки подьячий вообще грамоте не умеет.

Совершенно успокоившись, ибо действительное испытание осталось позади, Федька уселась и осмотрела перо – захватанное, с раздвоившимся безнадежно кончиком, очевидно не годное. Неужто подсунули нарочно? Попросила нож.

Из чехла на кушаке Шафран бесстрастно достал свой личный ножик. Действительно хороший, с отточенным до блеска лезвием. Она сделала не слишком длинный срез, привычно перевернула перо на ноготь: щелк – расщип. Остановилась:

– Книжное письмо или скоропись?

– Как умеешь, – отозвался дьяк Иван. У приказных вопрос вызвал снисходительные улыбки.

Федька остановилась на скорописи брата, чуть исправленной и усложненной. Деловой, без излишней лихости почерк. Обрезала поэтому кончик пера не вправо – для книг, и не влево – для росчерков, а прямо, без скосов. И с того места, где дьяк отметил ногтем по обрывку старой отписки, начала:

«И ныне, государь, по твоему государеву указу, а по моему челобитью тот Иван Лобанов ту мою рабу в приказе перед воеводой поставил в женках, а не девкой. И как я, холоп твой, искал на нем, Иване, той своей беглой девки Афимки, и он, Иван, в суде сперва запирался».

Закончив, она откинулась, сознавая, что придраться не к чему.

Низко склонившись над плечом, следил за пером Шафран, но ничего не сказал, глянул на дьяка. Патрикеев поднял к глазам лист, неровно оторванный, исписанный уже с одной стороны до Федьки. Помолчал, раздумчиво цыкнув губами. У двери подьячие вытягивали шеи в надежде, если не разобрать что, так угадать.

– Евтюшка, – позвал дьяк, – иди-ка сюда, сынок.

Изменчиво улыбаясь – губы подрагивали, словно не зная, какой гримасой сложиться, Евтюшка раздвинул товарищей и направился к столу, почти не хромая.

– Ну? – поторопил дьяк Иван.

Полоснув взглядом Федьку, Патрикеева, словно надеясь узнать что от них заранее, Евтюшка принял лист и после первого живого движения уставился на него в каком-то бесчувственном недоверии.

– Ну что? – притопнул Патрикеев, раздражаясь.

– Хорошо, – прошептал Евтюшка.

– Что хорошего-то? Что ты нашел хорошего?

Евтюшка расслабленно провел пальцем по лбу и сказал громче:

– Знатно написано. Так хорошо у нас тут никто писать не может. И никогда не писал.

Настала мгновенная, несколько даже зловещая тишина. Федька поежилась, соображая, не дала ли она маху, малость перестаравшись.

– Ну-ка! – вырвал вдруг лист Патрикеев. – Что хорошего-то? Кто в этом бисере копаться будет? Посольские эти штучки бросить! По-поместному придется писать, голубь мой, раз выпала тебе лихая доля – с Москвы да в Ряжеск! Ишь… развел!.. – В припадке беспричинного раздражения дьяк скомкал лист и погрозил Федьке. – Шафран, принеси образец!

Приказные понемногу проникали в комнату, но теснились пока у стены. Когда Шафран отправился искать образец почерка, некоторые бросились за ним, чтобы спросить, что происходит. Но Шафран, видно, и сам не понимал. Никому не отвечая, он рылся в сундуке, просматривая не склеенные листы, тетради и не мог ни на чем остановиться. Поседелый подьячий не очень ясно представлял себе, как это можно «бросить посольские штучки», писать так, а не иначе, если почерк дается человеку на всю жизнь один.


Еще от автора Валентин Сергеевич Маслюков
Побег

Взрыв волшебных стихий разбросал героев. В чужом обличье, с чужой судьбой, с чужими словами на устах — все они не на месте; даже самые удачливые из них не свободны от страха. В этом мире нет справедливости, исполнение желаний отдает горечью: одураченный счастливец, обездоленная принцесса, поразившая себя в сердце мошенница, растерянная волшебница, впавший в ничтожество чернокнижник — они верят, что завтра все переменится.


Клад

Роман Валентина Маслюкова «Рождение волшебницы» в шести книгах открывает серию «Фольклор/Фэнтези». Это роман-мир. Мир необыкновенно выпуклый, наполненный подробностями славянского быта, этнографически убедительный и точный – но вместе с тем по-сказочному чудесный и неожиданный.Первая книга романа – «Клад». Бурливая волна, что выбросила на берег сундук с младенцем, перевернула жизнь простодушных рыбаков Поплевы и Тучки. Многое должно было произойти, чтобы в их необычном плавучем доме вырос необычный человек – волшебница.


Погоня

Война, жестокая, пробудившая невиданной силы магию, опустошила страну. Давление противоречий становится невыносимым и пробуждает тектонические силы. Страна потрясена явлением блуждающих дворцов. Толпы народа приходят в движение в погоне за смертоносными миражами. В горах пробуждается давно заснувший змей. И в этом общем кипении так мало места для личных счетов и личных надежд…


Любовь

Когда бы в начале пути герои знали, как сбудется все то, о чем когда-то они мечтали, разве хватило бы у них сил ступить на тяжелый путь? Ответа нет. Нельзя повторить свою судьбу дважды. И жизнь, обновляясь с каждый своим рождением, всегда нова, сколько бы раз она ни повторялась…


Жертва

Вторая книга романа-эпопеи «Рождение волшебницы» продолжает историю героев, с которыми вы могли познакомиться в книге «Клад». Это роман о любви и просто роман как таковой: населяющие его пространство воины и принцессы, лукавые вельможи, ученые чудаки, мальчишки и даже оборотни — живые люди во всей их человеческой сложности. Потерявшая близких, не имеющая ни поддержки, ни руководства юная волшебница Золотинка и обреченный на одиночество княжич Юлий пытаются выплыть в житейском море, рок сталкивает их, как кажется, лишь для того, чтобы посмеяться…


Потоп

Третья книга романа-эпопеи «Рождение волшебницы» продолжает историю героев, с которыми вы могли познакомиться в книгах «Клад» и «Жертва». Населяющие этот роман воины и принцессы, лукавые вельможи, ученые чудаки, мальчишки и даже оборотни — живые люди во всей их человеческой сложности. В прекрасном, яростном и часто недобром мире лишенная всякой поддержки юная волшебница Золотинка и обреченный на одиночество княжич Юлий пытаются выплыть в житейском море, не поступившись ни совестью, ни любовью…


Рекомендуем почитать
Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».