Честный обман - [37]

А затем рывком повернулся и помчался на восток, прочь от деревни.

Когда Катри возвратилась домой, Матс был на заднем дворе, укладывал в поленницу дрова.

— Что случилось? — спросил он, едва увидев сестру.

— Ничего.

— Кто порвал тебе шубу?

— Пес. Но он промахнулся, ничего мне не сделалось.

Матс шагнул к ней.

— Ты все твердишь: ничего да ничего. Что с собакой?

— Убежала куда-то.

— Плохо дело, теперь уж, верно, не вернется. Одичает. Пропадет. А ты знай твердишь: ничего не случилось.

— Ладно тебе, — сказала Катри. — Что я, по-твоему, должна сделать?

— Позаботиться о ней! — воскликнул Матс. — Позаботиться! Ведь собака — твоя. Люди-то боятся.

— Матс, — сказала Катри, — ты поёшь с чужого голоса. Слишком много бывал с Анной. Смотри, ее общество тебе сейчас не очень полезно. — И Катри, не сдержавшись, крикнула в лицо любимому брату: — А ты как думаешь! Как думаешь! Разве я не старалась? Я заключила честную сделку, я старалась защитить, я подарила уверенность тому, у кого нет ни собственной уверенности, ни собственной цели, ничего вообще! Я подарила покой, я отдавала команды. Ну разве ты не видел, как я и пес шли по деревне, мы глядели на всех свысока и были точно одно существо, пес вышагивал уверенно и гордо, как король! Все дворняжки замолкали при виде нас. Мы могли положиться друг на друга, мы не бросали друг друга в беде, мы были одно, и я мечтала…

— О чем?

— Не знаю. Может, о том, чтоб вы мне верили, полагались на меня. Как закончишь, прикрой поленницу. За сараем кровельное железо валяется, его и возьми.

В передней Катри свернула свою шубу и запихала ее подальше в чулан, где семейство Эмелин хранило зимнюю обувь.

34

Ночи уже посветлели и становились все короче, и Катри потеряла сон. В конце концов она завесила окно одеялом, но без толку, все равно ведь знала, что снаружи весенняя ночь. Сон неразлучен с тьмою, светлые же ночи бессонны и полны тревоги.

Почему Матс на меня разозлился? Неужели не понимает? Неужели так трудно понять, что я из сил выбиваюсь, непрерывно из кожи вон лезу, подвергая все, что делаю, суровой проверке: каждый поступок, каждое слово, выбранное взамен другого. Когда не жалеешь сил, выкладываешься до последнего, в первую очередь должны засчитываться намерения, а не их конечный результат, верно? Когда собираешь все, что у тебя есть, и принимаешь на себя ответственность, и пытаешься защитить, не дать воли случайному, самоуправному… Если кто принял зависимое положение, его тревожить не надо, пусть он свято, безоглядно верит в того единственного человека, в учителя, который решает, и руководит, и дарит покой, — вот что им пора бы понять… И где же бегает пес, где его носит среди ночи, он никому больше не верит и поэтому стал опасен, как волк. Только волкам легче, они живут стаями, лишь чужаков-одиночек гонят прочь или убивают…

Катри вышла во двор. Пес не приходил, еда стояла нетронутой. На кухне горел свет. Анна открыла окно и крикнула:

— Катри! Это ты? Куда ты сунула мясные биточки?

— Внизу справа. В квадратной пластмассовой коробке.

— Ты вовсе не спишь? — спросила Анна.

— Не сплю. Сперва надо привыкнуть к такому свету.

— Раньше он мне нравился. Мне много чего нравилось. — Голос Анны звучал очень холодно.

— Ты была молодая.

— Да нет, так было совсем недавно. Кстати, есть мне ни капельки не хочется, а ты можешь забрать миску с улицы, собака не вернется. Она хочет, чтоб ты оставила ее в покое.

Анна погасила кухонную лампу. В гостиную ночной свет потоками вливался изо всех окон, выходящих на море. За спиной раздался голос Катри:

— Анна! Подожди немного, не уходи. Будь добра, расскажи мне, пожалуйста, что с тобой случилось.

Анна не отвечала, а Катри продолжила:

— Разве ты не понимаешь, о чем я?

— Еще бы не понять, — сказала Анна, голос ее изменился: в нем слышалась жалость. — Я понимаю, о чем ты. А случилось со мной вот что: я больше не вижу землю. — И Анна ушла, закрыв за собой дверь.

35

Прелестным тихим вешним утром Матс сказал:

— Ну, теперь можете посмотреть. Мы прибрали в мастерской и нынче не работаем.

Мальчик был весел, как пташка. По дороге он объяснил Катри и Анне, что недоделанных вещей Лильеберги никогда не показывают, даже заказчику нельзя войти в мастерскую, пока лодка не готова к спуску на воду. Конечно, чертежи — дело совсем другое, их можно просматривать сообща хоть сто раз, но потом остается лишь уповать на результат. Так что между знатоком-специалистом и заказчиком есть большая разница.

Когда они вошли в мастерскую, братья Лильеберг стояли в глубине, у верстаков, они поздоровались, в меру учтиво, и предоставили показ Матсу, он молодой, шустрый и еще не усвоил, что есть гордое молчание умельца. Пол был чисто вымыт, инструмент развешен и расставлен по местам. Посредине в полном одиночестве красовалась лодка, помеченная достославным вестербюским двойным «В». Матс давал разъяснения вполголоса, торопливо, вникал во все тонкости, водил Анну и Катри вокруг лодки и, в частности, обращал их внимание на сложные детали, потребовавшие долгих размышлений. Женщины говорили мало, но слушали серьезно и порой кивали, как кивают при виде доброй работы. Наконец Матс умолк, и они остановились возле штевня.