Честная игра - [23]

— Мирья, сегодня холодно, почему ты без шапки? Я говорила тебе, что нужно носить шапку. Надень мою! Мирья, вот программа выставок, которые тебе надо посмотреть. Вот тебе рецепт этого салата, тебе надо научиться готовить самой… Вот тебе кое-какие книги по теории графики, они тебе несомненно пригодятся…

Непонятно, как Юнна, которая умела так трезво держать на почтительном расстоянии окружающий мир, теперь буквально нянчилась с персоной, которая, по мнению Мари, не обладала ни единой крупицей элементарной вежливости, не говоря уж об обаянии.

Однажды, что было непростительно, Мари оказалась одна в мастерской Юнны, где наткнулась на рисунок в технике акватинты[49], сделанный Мирьей. Он был просто никакой, это ни в какие ворота не лезло.

Осень продолжалась. Юнна отложила свою работу и начала мастерить книжные полки — вовсе ей не нужные. Мирья приходила регулярно и всегда была такой же голодной и угрюмой. Однажды Мари обнаружила, что Юнна начала давать Мирье витамины, как раз аккуратно положенные в маленькую баночку на рабочем столе.

— Вижу, — разразилась Мари, — вижу, что ты слишком заботишься о здоровье своей Дочери. Ты положила витамины в мою баночку.

— Вовсе нет, это просто точно такая же баночка. Ты приняла свои витамины утром. Не будь ребячливой!

И Мари тут же вышла и очень тихо закрыла за собой дверь, после этого на кофепитие она больше не являлась.

То было печальное время…

Однажды ноябрьским вечером Мари пришла к Юнне и заявила, что хотела бы немедленно посмотреть самый ужасный из фильмов, какой только может найти Юнна, фильм с убийством, а лучше со многими.

Юнна поискала на видеополке.

— Есть один — совершенно ужасный. Я не решалась показать его тебе.

— Хорошо! Поставь!

Когда фильм кончился, Мари глубоко вздохнула.

— Спасибо! — поблагодарила она. — Мне уже лучше. Странно, что Юнссона пришлось убрать, в последнюю минуту он стал сентиментальным, это на него совсем не похоже. И эта бездомная собака там вовсе ни к чему.

— Напротив, собака там как раз кстати. Юнссон один-единственный раз поступает вопреки своей природе, а природа всегда мстит за себя. Это неплохо — вставить в фильм иррациональную деталь, иначе все слишком просто: он лишь властвует над своими гангстерами, покуда они его не прикончат.

— Ведь он не мог по-другому, — сказала Мари, — он был рожден предводителем. Полагаю, это его и погубило. Но ведь они бы не справились ни с одним-единственным налетом, если б он все не рассчитал… А потом?

— Не имею ни малейшего представления, — ответила Юнна. — Пожалуй, им придется самим позаботиться о себе. Вообще это всего лишь слабый, второразрядный фильм, возможно, я все приукрашиваю.

Она зажгла свет.

— Я собираюсь вечером почитать. Бог с ним, с этим фильмом.

При свете лампы мастерская показалась особенно пустой.

— Ты, кажется, не убирала? — спросила Мари.

— Нет! Тебе нечего почитать? Я принесла несколько книг, что могли бы быть тебе интересны. Новеллы и все такое.

Мастерская и вправду казалась чрезвычайно пустой. И рабочий халат Мирьи не висел больше на вешалке.

Мари открыла одну из книг. Вечер проходил абсолютно спокойно, никто не звонил, слышалось лишь гудение снегоочистителей на улице.

Спустя несколько часов Юнна произнесла:

— Думаю, можно снова повесить ту литографию. Просто как воспоминание!

— Да! — сказала Мари. — Как воспоминание!

— Вообще-то, — продолжала Юнна, — я рассказывала, как когда-то в молодости двинулась прямым маршем из их художественной школы прямо посреди семестра, чтобы работать самостоятельно.

— Да, это ты и делаешь.

— Во всяком случае, это было событием по тем временам, демонстрацией!

— Я знаю. — Мари перевернула страницу. — Этот преподаватель, что был у тебя, твой профессор? Тот, что был слишком властным?

— Мари, — сказала Юнна, — порой ты в самом деле бываешь слишком простодушна…

— Ты так считаешь? Но иногда ведь можно ляпнуть что-нибудь лишнее, не правда ли?

И они снова погрузились в чтение.

Туве Янссон «Виктория»

В комнате было четыре окна, потому как море красиво со всех сторон. Нынче, когда осень подступала ближе, остров посещали по пути на юг незнакомые птицы, и случалось, они пытались перелететь наискосок через окна навстречу дневному свету с той стороны комнаты, точь-в-точь как летают среди ветвей в лесу. Мертвые птицы лежали с распростертыми крыльями. Юнна и Мари переносили их вниз на подветренную сторону, откуда их похищал ветер.

Однажды Юнна сказала:

— Теперь мне понятно, что имел в виду Альберт, говоря о том, как лодка прыгает на волне, будто это та же самая линия, что и в крыле птицы. Говорил, когда строил «Викторию».

На острове как-то сразу заметно похолодало. А с самого утра ветер усилился. С внутренней стороны мыса стояла на якоре «Виктория», покачиваясь при волнении на море. Разумеется, обычно ее покачивало в дурную погоду, но с каждым проходящим летом все сильнее и сильнее казалось, что лодка слишком беспокойна.

Юнна сказала:

— Я поставила на лодке новую шакшу[50] в мае.

— И еще проверила лини.

— Во всяком случае, говорили, что ветер должен к вечеру стихнуть.

Однако же ветер не стих. Такая погода означала, что никому не причалить, никому не отплыть, пока не наступит хорошая погода, так что можно вытащить лодку на берег. Но это им было не под силу. «Виктория» стала слишком тяжелой, чтоб вытаскивать ее на берег. Она стояла как раз меж встречными волнами, которые омывали мыс, и бурунами, что приходили наискосок с другой стороны. «Виктория» плясала с само собой разумеющейся легкостью, присущей добротно выстроенной лодке. Но сейчас было не время восхищаться.