Честь воеводы. Алексей Басманов - [6]

   — Идём, сын мой, с нами в Новгород Великий святым местам поклониться. Вот и Власий не против. — И Корнилий кивнул на Филиппа.

   — И пошёл бы, да воли нет. А вы уж, святые отцы, идите. — Тяжёлая калитка открылась перед беглецами.

Оказавшись за крепостными воротами, монах повёл митрополита в сторону от главной дороги.

   — Нам чтобы на след не напали опричники. Нюх у них собачий, — сказал Корнилий.

Всю ночь беглецы шли без помех и отшагали вёрст двадцать пять, держа путь на Вологду. Места тут были глухие, леса — бескрайние. Сошёл с дороги путник на звериную тропу по бесснежной поре — и уж никто не найдёт. Да шли они в окружении снегов, на коих следа не спрячешь, потому и держались дороги. Они искали лазейку в лес, но напрасно. И сие обернулось для них бедой.

В монастыре нашлась подлая душа и предала их. При келаре состоял послушник Мисюра, сын тверского думного дьяка. Из того, как приходили к келарю два инока с торбами за хлебом и другими харчами, Мисюра уразумел, что кто-то и куда-то на ночь глядя уходил из обители. Часа три он маялся совестью, но одолел её. И знал же подлый, к кому идти. Минуя игумена Иустина, кинулся к опричникам. Они ещё были хмельные, беспечные, пошутили над Мисюрой:

   — Поди, монахи к вдовушкам побежали, шёл бы и ты с ними.

Однако им пора было менять стража возле каморы, а как пришёл туда сменщик, так и ахнул: страж ещё спал возле печи, а камора была пуста.

Дерзкие и яростные опричники учинили в монастыре переполох. Исполняя государево дело, они действовали смело и зло.

Кто-то взлетел на звонницу и ударил в набатный колокол. Тут уж в келье не усидишь. Монахи выбежали во двор. И игумен появился. Один из опричников бердыш[5] к груди Иустина приставил, потребовал:

   — Говори, куда упрятал опального митрополита?

Игумен знал тяжёлую и жестокую руку опричников, понял, что им ничего не стоит обезглавить его, а всё вокруг предать огню. И чтобы спасти обитель от разорения и разбоя, сказал:

   — Крикните инока Корнилия. Ежели его нет, он и увёл волею Божьей митрополита. — Иустин был поклонником иосифлян[6] и давно не терпел вольнолюбивого Корнилия. Да и к митрополиту-нестяжателю, своему противнику по убеждениям, относился без должного почтения и не страдал оттого, что тот был в злостной опале. — Ищите их всюду!

Опричники ринулись в толпу монахов искать Корнилия. Рядом с ними кружил Мисюра. Когда не нашли, кого искали, Мисюра указал опричникам на тех монахов, кои приходили в келарню. Опричники вытащили их из толпы, привели к Иустину.

   — Спроси их, отче, куда ушли беглецы. Скажут — и бить не будем.

   — Дети мои, пожалейте своих братьев. Их тоже будут бить и обитель разорят, ежели не покажете Корнилия, — обратился к ним Иустин.

Иноки молчали. И тогда игумен молвил опричникам:

   — Добудьте у них подноготную сами.

Опричники окружили иноков и, толкая их в спины, погнали в зловонную камору. А спустя полчаса одного из них, полуживого, привели на площадь, где топтались монахи. Молодой, высокий и статный опричник с силой толкнул инока к ногам Иустина.

   — Он знает, куда ушли Корнилий и Филипп. Сказал, что во Владычин скит. Есть такой?

   — Есть. Там наш схимник Никанор в отшельниках, — ответил игумен.

   — Тогда вели запрячь пары резвых коней в сани. Да быстро! — грубо приказал игумену молодой опричник.

   — Собирайтесь в путь, охабни[7] возьмите — мороз. А лошадки сей миг будут, — заверил Иустин.

Ещё и ночь не наступила, как три пары лошадей вынесли сани из монастыря. В них сидели шесть опричников и монах, выдавший под пыткой Корнилия и Филиппа. Сильные монастырские кони катили сани всю ночь. И к утру близ деревни Высокое опричники нагнали беглецов. Борьбы не было. Усталых старцев схватили, скрутили им руки и ноги ремнями, бросили в сани и покатили назад. Близко к полудню опричники вернулись в монастырь. Филипп был вновь прикован цепями к стене. Корнилия заточили в каменный мешок, а двух иноков, что готовили припасы беглецам, забили насмерть. И жизнь в Отроч монастыре вновь потекла по старому руслу. Но не для всех.

Митрополит Филипп изменил русло своей жизни. Она была так же сурова и трагична, как нынешняя, но это была свободная жизнь, полная отрадных и горестных дней, печали разлук, слёз и страданий, потери близких. Однако в ней существовали ещё любовь и счастье. Филипп не придумал эту новую жизнь, она не была плодом его усталого воображения. И случился сей уход из текущего времени в тот час и день, когда Филипп узнал, что из Александровой слободы вышла опричная рать Ивана Грозного, которую он повёл для разорения Новгородской земли и самого Новгорода. Филипп узнал также, что Грозный остановится в Твери. Ещё в пути царь приказал своим воеводам погулять в Тверской земле. Да прежде всего велел грабить монастыри и храмы. И давал воеводам и опричникам от щедрости своей пять дней на разорение Тверской земли. Обо всём этом поведал Филиппу вернувшийся из Александровой слободы Степан Кобылин. Пришёл он в камору сильно хмельной и ради потехи поделился с ним новостями, дабы нанести Филиппу новую душевную рану.

Знал пастырь православной церкви, что вместе с Иваном Грозным приближается и его, Филиппа Колычева, смерть. Нет, он не поладит с царём-извергом, о чём бы тот ни просил, ни умолял. Он пошлёт ему анафему на времена вечные. Он отлучит его от церкви, от православной веры, царя не русской, но литовской, татарской и черкесской крови.