Честь Родины - [16]

Так и остался Демьян Рудаченко на военной службе, и что с ним сталось — неизвестно.

ТРЕТИЙ БАСТИОН

В шесть часов утра туман рассеялся. В третий бастион принесли на завтрак ушат с кашей. Солдаты и матросы обступили его и торопливо принялись есть. Дежурный лейтенант Головинский, наблюдавший в это время за неприятелем, заметил, как из французских окопов выглянули дула орудий. Он хотел было пойти доложить начальству, но над его головой просвистело пушечное ядро.

— Ваше благородие, бить тревогу или не бить? — спросил седоусый барабанщик.

— Бей, — ответил Головинский.

Но тут второе ядро, перелетев прикрытие, сбило барабанщика. Он упал не вскрикнув. Снаряд перебил ему ноги.

Солдаты бросились к раненому.

— Пропал Павлюк! — гаркнул сигнальщик. — Дедушка! Что мы будем с тобой делать? — забормотал он, склонившись над раненым.

— Что? Ничего. Чего вы галдите, бесовы дети? — прошептал барабанщик.

Его приподняли. Кто-то из солдат побежал за санитарами.

— Бинтов захвати, а то кровью изойдет! — закричали ему вслед столпившиеся вокруг Павлюка товарищи.

— Крови нет, — прохрипел раненый, хмуро посмотрев на сочувственные лица артиллеристов.

— Да ты же так помрешь, Павлюк, — сказал сигнальщик.

— Ну что ж… Я и без тебя знаю, что умру, — возразил барабанщик. — Братцы!.. А нет ли у кого табаку? Хочется закурить перед смертью.

Рыжий матрос сунул ему в руку трубку и кисет с табаком. Павлюк закурил, закашлялся и спросил:

— Скажи, Кошка, как ты разжился таким табаком?

— В губернии купил, папаша, — ответил матрос.

Барабанщик покачал головой:

— Добрый табак. Такого давненько не курил. Ну, братцы, будьте здоровы! Помираю.

— К орудиям! — скомандовал Головинский.

Гул и грохот заглушили его слова. Граната разорвалась у бруствера, обдав его защитников обломками щебня и земляной пыли.

Кто-то крикнул:

— Берегись! Жеребец летит!

Бомба пронеслась над бастионом. Запальная трубка ее горела ярким пламенем. Бомба, шипя и крутясь, упала посредине площадки, как раз у того места, где лежал мертвый Павлюк.

— Эй, прячься! — завопил сигнальщик. — Разорвет в куски!

Солдаты ринулись в разные стороны, ища спасения.

Лейтенант Головинский прижался к стене, бледный как полотно.

И только матрос Кошка, одолживший Павлюку табак, не растерялся.

Он бросился к бомбе, приподнял ее и швырнул в ушат с кашей.

Запальная трубка зашипела и погасла. Он вытащил бомбу из ушата, перекинул через бруствер обратно в ту сторону, откуда она прилетела. Все, кто прятался, сразу обрадовались. Страх прошел.

— К орудиям! — снова скомандовал Головинский. Артиллеристы бросились к пушкам.

— Одиннадцатая, двенадцатая!.. — закричал лейтенант.

Сигнальщик приложил дымящийся фитиль к затравке. Дым и грохот вырвались из пушечного жерла.

— Это им за Павлюка, — пробурчал матрос. Ответная пальба с бастиона началась. Воздух застонал от грохота снарядов. Едкий пороховой дым навис, как туман.

Через полчаса пальба с французских батарей начала умолкать. Утомленный неприятель стрелял все реже и реже. Наконец умолк и бастион.

Мертвого Павлюка санитары унесли в госпиталь. Лейтенант Головинский, сменившись с дежурства, ушел в офицерскую землянку отдыхать. Солдаты принялись за прерванную еду. Начались разговоры, смех.

— Ты ему побольше наложи! — кричали бойцы раздатчику каши. — Он бомбам не кланяется.

Матрос Кошка с усмешкой отвечал зубоскалам:

— Всякой дуре кланяться — шея заболит.

— Ишь ты! — ворчал сигнальщик. — Как тебя не разорвало?

— Меня-то? — переспросил матрос. — Меня ни бомба, ни пуля не берет.

— А штык как? — лукаво донимали солдаты.

Рыжий черноморец ухмылялся, черпая кашу ложкой.

— Штык? Что ж… Штык не знаю как…

В это время лейтенант Головинский, сидя в землянке, выводил карандашом на бумаге жирную цифру: «1854». Его партнер по картам капитан Перекомский ушел дежурить на бастион.

Медленно потягивая чубук, лейтенант писал родным. Он писал им о том, как по прихоти императора Николая Павловича неподготовленная Россия была втянута в войну.

Четыре вражеские армии, переплыв на кораблях Черное море, подошли к берегам Крыма.

Русские войска не смогли помешать высадке неприятельских десантов.

После большого неудачного боя при местечке Альма, расположенном вблизи Севастополя, русское командование начало укреплять город.

Вход в бухту был прегражден затопленными старыми кораблями, а на берегу выстроили укрепления. Враги не смогли взять их и начали планомерную осаду. Она шла уже десятый месяц.

Написав письмо, лейтенант прилег на койку и задумался. Дремота одолела его. Он заснул.

Выйдя на дежурство, капитан Перекомский обходил бастион. Проверив два орудия в правом углу бастиона, он пошел в левый угол. Куча солдат, столпившись у бруствера, глядела в сторону вражеских окопов.

— Разойдись! — крикнул капитан.

Но солдаты будто не слышали. Он подошел вплотную и тронул одного из них за плечо.

Солдат обернулся. Это был сигнальщик. Увидев командира, он встал во фронт.

— Что за базар? Порядка не знаете! — вспылил Перекомский. — Глазеете, как бабы. Ну, чего не видели?

— Вашбродь, — отозвался сигнальщик, — дозвольте доложить. Так что лошадь…

— Какая лошадь? — переспросил капитан. — Что ты чепуху порешь?