Чеслав. Ловец тени - [15]
Вот так свела его судьба с бывшим воином-наемником.
Как же это было давно!
Немало прекрасных дев повидал он после этого в чужих краях, многим дарил улыбку и вел с ними беседы, а порой и нежные слова говорил, но Лелию так и не смог забыть. Во всяком случае, все еще ее вспоминал…
Проплывшая мимо травинка, нарушив чистоту вод ручья, вывела Луция из задумчивости. С легким вздохом он откинулся на мягкую траву, закинул руки за голову и уставился на густые верхушки деревьев. Как же не похожа эта схоронившаяся в лесах, дремучая сторона на его солнечный край. Как далек он теперь от родного очага!
— Тебе бы, Луций, посдержаннее быть… — прервал его размышления голос вышедшего из-за куста Квинта.
Опустившись рядом с юношей, старший муж принялся развязывать суму со съестными припасами и выкладывать их на тряпицу. Заметив краем глаза, что в карих очах юноши отразилось недоумение, бывший воин пояснил:
— Я же видел, как ты со старшей девкой Молчана переглядывался.
По тому, как краска стала заливать лицо юноши, Квинт понял, что попал в точку.
— А что, уж и на девку взглянуть нельзя? — недовольно пробурчал Луций в ответ.
Ох, как же неприятно было это замечание юному мужу! Ведь он так старался скрыть свой интерес к приметной хуторянке! Да и как не взглянешь оком ласковым на деву, красой отмеченную?
— А то я сам молодым не был… — покачал головой Квинт и в сердцах добавил: — Доведет нас твоя дурь младая до беды! Ведь и сам в том уже убедиться мог!
По лицу Луция пробежала легкая тень, а между схожими на два крыла черной птицы бровями залегла небольшая складка.
— В чем же моя вина, когда я говорю о любви, а они думают совсем о другом? — с искренней печалью в голосе посетовал он.
— Значит, слова не те молвишь, раз думают о другом! — уже не так сурово, но все же укорил парня Квинт. А немного помолчав, продолжил разговор, терпеливо пояснив: — Гости мы здесь, сам понимаешь… Да и не с праздным визитом у них были. А люди нас послушать хотели и внять с доверием нами сказанному.
Осторожные шаги заставили мужей замолчать и направить свои взоры в сторону приближающегося из-за деревьев человека.
Чеслав покинул городище еще затемно, и утро застало его уже в пути. Не стал ему помехой начавшийся ночью и все еще накрапывающий дождь. Преданный Ветер, направляемый умелой рукой, неспешно пробирался среди лесных зарослей. И даже когда рука всадника переставала понукать четвероногого друга, тот сам выбирал верный путь, обходя опасные места буреломов да скрытые от глаз, заросшие травой и кустарником ямы. Конь был как никогда послушен и тих, будто чуял, что хозяин погружен в свои мысли и не время показывать ему норов.
В памяти Чеслава всплывали обрывки событий позавчерашнего черного дня. Объятая огнем изба Кудряша, превращенная в погребальное кострище… Запах горелого дерева и плоти — такой навязчивый, что даже здесь, среди леса, преследовал парня, терзая его нос… Толпа понурых поселян, пришедших проводить семью в последний путь… Стенания и слезы женщин… Юродивая веселость Кудряша, столь несовместимая с дикой болью в его глазах… Потрясенные известием о пошести соплеменники… Вспоминалась и прощальная тризна по усопшим, справляя которую родичи то и дело поглядывали в сторону сгоревшей избы, будто опасаясь, что названное волхвом Зло может выбраться из-под остывшего пепла и приползти за ними… Внезапная весть о чужаках…
Решение разыскать чужаков возникло сразу, как только Чеслав услышал о них от Кривой Леды. Уж если кто и мог занести пошесть в селение, так это они. Хотя был еще приведший их в селение охотник из соседнего племени. Но в хате семьи Кудряша обитать остались-то чужинцы. А потому их и следует найти в первую очередь.
Но начать поиски уже на следующий день, как того хотелось, Чеслав не смог. Не смог оставить на руках Болеславы ошалелого от горя Кудряша, который бросался из крайности в крайность, то порываясь идти сооружать погребальницу для родных, то впадая в полусонное оцепенение, и лишь к вечеру, опоенный успокоительным снадобьем, крепко заснул глубоким сном.
Чеслав долго думал, говорить ли о чужаках другу, и решил, что не стоит, так как тот обязательно захочет отправиться с ним, а помощник из Кудряша сейчас никудышный. Только помехой будет. И он постарался убраться из городища затемно, пока Болеслава и Кудряш еще спали.
Постепенно дождь стих, и над лесом засветило солнце, весело заиграв на листьях и траве — в каплях небесной воды. Такая перемена прибавила резвости Ветру, да и всадник постарался отогнать от себя тяжкие думы:
«А может, то и не чужаки вовсе? Ведь сами-то они смогли уйти из городища. И пошесть их не уморила! Но отчего тогда сгинуло семейство Кудряша? Эхма, вот доберусь к Молчану — и все станет ясно, как вот сейчас, здесь, в лесной чаще, благодаря батюшке Даждьбогу Великому».
На подходе к хутору он был, когда уже Даждьбог Солнце ясное стал клониться к закату. Вот-вот, еще немного, и из-за деревьев должно показаться затерянное среди леса жилище. А кто-то из отпрысков Молчана обязательно выбежит обозреть: что за лесной бродяга наведался к отселенцам?
Еще когда были живы отец и старший брат, они все вместе часто, охотясь поблизости, наведывались на хутор к Молчану. Оттого и знал Чеслав эти места хорошо. И семью Молчана, конечно же, знал. Никакая другая женщина в округе не могла так приготовить зайца, как хозяйка этого хутора.
Древняя Русь времен язычества. Русь еще поклонялась Яриле и Сварогу, Перуну и Ладе. Языческим божествам приносились богатые жертвы. Едва увидев купающуюся в реке красавицу из враждебного племени Неждану, молодой охотник Чеслав влюбился без памяти. Он был готов пожертвовать всем ради красавицы Нежданы. Но их роды издавна враждовали, женитьбу на этой девушке его близкие сочли бы предательством. Однако страсть затмила разум юноши, он похитил Неждану и спрятал в лесу. Его отец, глава рода, приказал сыну вернуть чужачку.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.